— Ты не можешь меня просто игнорировать! — сорвалась на откровенный визг шараакова баба где-то у подножья лестницы, прежде чем Бора захлопнул дверь и поставил меня на пол.
— Ну давай, выскажись, Ликоли! — мрачно насупившись, почти потребовал мой супруг. — А то у меня такое чувство, что руки начисто отмерзнут от прикосновений к тебе!
— А мне показалось, что к холоду вы не слишком чувствительны, онор Бора, — сухо ответила я и сделала пару шагов от него, с нарочитым вниманием оглядывая обстановку, хотя в этот момент мало что могла видеть от бурлящей все сильнее ярости.
— Ты злишься, — он не спрашивал — утверждал.
Да, я злилась, только и сама себе не сказала бы сейчас, из-за чего эта эмоция едва ли не душила меня.
— С чего бы? — как же мне хотелось звучать холодно и безразлично, но вышло, скорее уж, стервозно-язвительно.
— Я бы на твоем месте злился.
— Вы и на своем месте прекрасно с этим справлялись, онор Бора, — процедила я, сбрасывая с плеч меховую куртку.
— Прекрати мне «выкать» и изображать из себя живую сосульку, Ликоли. — Супруг быстро преодолел расстояние между нами, стянул с моей головы смешную ушастую шапку и беспардонно ткнулся носом в волосы на макушке. — Все что тебе нужно — это спросить, и тогда ты поймешь, что причин сердиться у тебя нет. Делай так всегда.
— Я уже пыталась спросить тебя в дороге, но все, что получила в ответ, — указание не совать свой нос не свое дело, не так ли?
— Я не сказал ничего такого. Разве нам было нужно, чтобы ты пребывала в страхе всю дорогу? — с легким оттенком обиды проворчал Бора, потерся лицом об растрепавшиеся кучеряшки и вдохнул глубоко, протяжно и не думая скрывать своего наслаждения от такого элементарного действа. — Я просто пьяный от твоего аромата.
Как же он легко сбивает меня с настроя, раздражение стало ускользать, как вода сквозь пальцы, от его дурацкого сопения и низкой хрипотцы, появившейся в голосе, так что я упрямо отстранилась и сделала еще один шаг от него, оказавшись слишком близко к исполинской кровати с мощными ножками и столбами в углах. Вещь под стать хозяину.
— Просто спроси, Ликоли, — и не подумал отстать от меня Бора, развернув и легонько толкнув, заставляя плюхнуться на стеганое одеяло.
Сам он опустился на колени и начал стягивать мои меховые сапожки. Ведет себя как ни в чем ни бывало, заботливый муженек, сосредоточенный весь на мне, а дурной бабы, оравшей нам вслед будто и не существует! Не говоря уже о детях! То есть против детей я не настроена, но в конце концов…
— Спросить о чем? О том, что, судя по всему, мой статус твоей супруги законен только в моем воображении, выходит? — взорвалась я и, к своему стыду, даже взбрыкнула, отбиваясь от его рук. — Или о том, сколько у предводителя аниров может быть женщин одновременно? Или же о существовании скольких твоих бастардов я еще должна узнать?
Бора схватил меня за руку молниеносно, дернув чуть на себя и накрыв второй ладонью мой рот.
— Не называй так моих детей! Никогда! — приказ, жесткий и безапелляционный, который нарушить осмелиться лишь безумный. А я была зла, но не сошла с ума. — Запомни, Ликоли, у моего народа нет самого понятия «бастард». Дети, рожденные в законном браке или вне его, — просто наши дети, и никак иначе. Все они равны в правах и любимы.
Чувство вины буквально захлестнуло меня. И в самом деле, обиды — обидами, но трогать детей… это низко. Тем более я все еще понятия не имею, в каких отношениях состоял Бора с их матерью… или матерями?
— Прости. За детей прости, — сказала, чувствуя, как щеки заливает краска. — Но это не снимает вопроса с количеством твоих женщин.
— Их может быть сколько угодно. — Да брось он в меня ледяной глыбой, и то, похоже, не было бы так… больно? — Да ты вся побелела, Ликоли! Что опять не так?
— То есть у вас разрешено многоженство? — кажется, мои губы едва шевелились от того, что я так сильно сжимала зубы, силясь не заорать ему в отчего-то довольное лицо. — Зачем тебе тогда была я? Шарааков военный трофей? Ты выбрал не ту, онор Бора! Мне такая жизнь не подходит!
— А какой жизни ты хочешь, горячая моя полукровка? — ухмыльнулся анир и потянул за завязку на меховых штанах, распуская ее. — О чем ты мечтаешь?
— Я хочу быть единственной для своего мужа, понятно? — выпалила, отпихивая его руку снова и тут же начиная себя ненавидеть за эту почти истерику. — Я не смогу ложиться с ним в постель и знать, что он ее делит с кем-то еще!
Вот что я несу? Разве мне должно быть до этого дело? Не сама ли совсем недавно чуть ли не молилась мысленно не получать чрезмерного внимания от этого здоровенного варвара? Но вот в эту секунду поняла, что говорю правду. Мне отвратительна до тошноты мысль делить своего мужа с кем-то. Опять. Пусть нелюбимого, но должно же быть хоть какое-то понятие о честности и верность данным у алтаря клятвам? Или я безмозглая дура, верящая в утопию?
— То есть ты злишься сейчас, потому что ревнуешь? — улыбка Бора стала еще шире.
— При чем здесь ревность? — принялась обороняться я, стыдясь нервной вспышки.