Порченый подарок

— Так я же и не говорю, что ей хотели навредить или сделают это! — увещевающим тоном возразил Инослас, и я уже взмолила его взглядом о молчании, ведь, находясь так близко к телу Бора, ощущала, как его буквально потряхивает от сдерживаемого гнева. Но кто бы внял моему безмолвному призыву. — Причинить зло вашей избраннице — это вызвать гнев, не только ваш, но всех тех, кто вам предан. А вот исподволь внушить мысль, что женщина, чья репутация… э-э-эм и так омрачена домыслами и сплетнями, обладает чрезмерным влиянием на вас — это был бы нужный результат для кого-либо, кто желал бы подорвать ваши властные полномочия.

— У нас интриг не плетут, воин, здесь принято в честных поединках решать, кто достоин этих полномочий, а кто нет, — раздраженно ответил предводитель.

— А на данный момент есть кто-либо, обладающий реальной силой одержать над вами, онор Бора, такую вот честную победу?

— О таких не знаю, — ответил, как отмел, Бора, еще больше распрямляясь, похоже, нарочно немного красуясь передо мной.

— Но это не значит, что и желающих оспорить это положение вещей нет в принципе. Они всегда бывают, — со вздохом уточнил руниг.

— Пусть приходят и попытаются! — отрезал мой супруг, оборачиваясь на шум приближающихся людей и явно давая понять, что обсуждение этой темы закончено.

— Боюсь, что они уже тут как тут, — проворчал себе под нос Инослас. — Но вряд ли они выйдут на местную площадь с прямым вызовом. Времена и нравы имеют свойство меняться.

Вскоре конюшню стала наполнять толпа людей с одеялами и ведрами, но прежде чем вывели даже первую лошадь из стойла, предводитель, схватив меня за руку, утащил из помещения и заставил стоять за оградой внутреннего загона, куда практически выволакивали бедных животных.

— Хочешь участвовать и руководить — делать это будешь отсюда! — произнес он непререкаемым тоном и подтвердил это непреклонным взглядом.

Поначалу все шло туго, лошади едва могли переступать на трясущихся ногах, смотрели вокруг мутными полубезумными глазами, и растолкать их, заставив двигаться, стоило анирам огромных сил. Я только наблюдать и подбадривать их словами употела, что уж говорить о пусть и могучих мужчинах, которым пришлось таскать ослабленные туши почти на своих плечах. Меня наградили десятками неверящих, а то и откровенно злых взглядов, но предводитель работал наравне со всеми остальными, так что слов дурных ни у кого не вырвалось. А уж когда потихоньку несчастные коняги стали расшевеливаться, ускоряясь и приобретая все большую ясность карих глаз, все будто обрели новое дыхание и ободрились, забыв недобро коситься на навязчивую меня. Сама начала бегать вдоль изгороди туда-сюда, не в силах сдержать радости и возбуждения, как только животин удалось сбить с шага в тяжеловатую рысь. Я не то что бегать, плясать там была готова!

Главный руниг же, несмотря на то что вызывался сопровождать меня повсюду, исчез из моего поля зрения, а я, будучи сосредоточенной на процессе, и не силилась выловить его среди остальных.

Как только стало понятно, что дело идет на лад и остается только догонять лошадей до обильного пота, обтереть насухо соломой, да отправить отдыхать в выскобленные и даже вымытые до блеска на всякий случай денники, Бора передал повод буланой крупной кобылы, с которой бегал по загону, одному из своих воинов и, перемахнув через изгородь, быстро направился ко мне. Утерев пот со своего лица рукавом рубахи, он коснулся губами моего взмокшего лба и взял за руку.

— Домой пошли, тут уже и без нас справятся, а ты у меня и вчера без ужина, и с утра голодная, — сказал он и повел по вымощенному досками двору.

Я бы предпочла вымыться, конечно, прежде чем есть садиться, но мой живот стал выдавать такие неприличные трели, как только вдохнула пропитанный вкусными запахами воздух в доме, что о необходимости освежиться забылось сразу.

Бросив мою верхнюю шубейку и безрукавку Бора на ближайшую лавку, направились мы прямиком на огромную кухню к Нарге.

Пожилая женщина сразу захлопотала, усаживая нас и выдавая по тарелке каши на молоке, и, сколько я ни всматривалась, осуждения или подозрительности в ее светло-голубых глазах не рассмотрела.

— Нарга, скажи, а кто первый слух-то пустил о том, что Греймунна — вештица? — спросил Бора, как ни в чем не бывало невозмутимо работая ложкой.

— Да кто ту брехню-то слушает! — махнула повариха рукой, но отвернулась. — Дуры разве всякие малолетние.

— И все же! — надавил голосом предводитель.

— Говорю же, бестолочи мелкие и начали болтать. А Лиска среди них первая вроде. Я же все так и сказала этому воину приезжему, — не стала упираться стряпуха. — Он и Вада тоже выспрашать приходили, да пошли девку глупую искать. А толку-то? Она же и сама не знает, че мелет, подхватила где и носит! Дурного чего об ней не подумай.

Говоря последнее, Нарга обращалась уже скорее ко мне, чем к моему супругу, чем удивила.

— Разберемся, — не зло, но веско уронил Бора, отодвигая опустевшую миску. — Но носить на языках всякий мусор о моей жене я никому не позволю. Идем, Ликоли, переоденемся и отдохнем.