Порченый подарок

Кое-как мы смогли-таки покинуть обиталище сладкого соблазна и двинулись дальше, все еще сопровождаемые множеством пристальных взглядов. Но никто не шипел вслед, не собирался бросать в меня гадостями или камнями, и на том спасибо Пресветлой.

Вдруг мне на глаза попалось еще одно интересное торговое место. Вокруг него стояли люди с какими-то свернутыми воронками бумажными пакетами и что-то с аппетитом ели. Торговец — невысокий лысоватый мужчина в плотном фартуке — быстро перемещался от стоящего на огне неглубокого котла с кипящим маслом к покупателям и обратно.

— А что это за пища? — спросила я у Бора, наблюдая, как лавочник погружает россыпь чего-то беловатого в масло всего-то на минуту-другую, а потом вылавливает широкой ложкой с дырочками и выкладывает сначала на частую решетку, давая стечь, а потом и по пакетам.

— Это ректа, мелкая рыбешка, — пояснил супруг.

Рыба, говорите?

— А мы могли бы это попробовать? Оно вкусное? — Я направилась к продавцу, и плотность окружающего внимания стала буквально осязаемой. Ага, значит, все же сплетни получили широкую огласку.

— Ликоли, я не уверен, что тебе такое может прийтись по вкусу, — пробурчал идущий за мной Бора. — Это своеобразное кушанье: рыбку не чистят и не потрошат, только солят и посыпают мукой и травами и так и жарят.

— Все вокруг выглядят так, будто им это нравится, — беспечно пожала я плечами и только сейчас заметила среди толпы знакомые лица некоторых воинов предводителя.

Выходит, они незаметно, делая вид, что тоже всего лишь прогуливаются, следовали все это время за нами.

Лицо торговца, у которого я вежливо попросила порцию ректы для себя, стоило бы запечатлеть для потомков. Он с полминуты не сдвигался с места, уставившись на меня, пока Бора не поторопил его.

На вкус это было… своеобразно. Повторять этот опыт я вряд ли захочу, но сейчас старательно жевала нечто хрустящее, соленое и пряное, улыбаясь всем устремленным на меня шокированным взглядам.

Гуляли мы по рядам еще около часа, купили бусы, парочку красивых браслетов из блестящих камешков Гисе, просто восхитительный гребень из кости местного животного для меня, расшитые бисером ленты для волос, а еще я попросила взять цветастый яркий платок для Нарги и несколько мотков нити, вроде той, из какой было платье, одолженное мне поварихой, намереваясь попросить у нее несколько уроков по этому рукоделью-волшебству.

На обратной дороге смотрели на нас не меньше, но у меня создалось впечатление, что первоначальная атмосфера настороженности и тревоги немного рассеялась.

Гиса начала зевать и клонить головку на мощное отцовское плечо еще до того, как мы достигли ворот в городьбе, и почти уснула, едва вошли во двор, но тут со стороны того самого мрачного здания на отшибе донесся низкий пугающий звук — некая смесь утробного рваного воя и грозного рычания. Ощущение он порождал шокирующе странное, будто беспрепятственно пронзал кожу и плоть, добирался до костей, заставляя их мелко задрожать. Дочь предводителя сразу вскинулась и уставилась вопросительно-тревожно в лицо отцу, он же только покачал головой и нажал ладонью на ее затылок, укладывая обратно.

Тяжелая железная дверь каменного каземата приоткрылась, и из нее, буквально протискиваясь боком, выскользнул крупный воин. Пугающий звук стал громче, прорываясь наружу вместе с ним, но тут же смолк вовсе, когда мужчина с силой захлопнул кованую створку за собой. Приглядевшись, я с содроганием заметила на его руках и лице кровь, которую он быстро утер рубахой, обнаружив, что мы идем мимо. При этом он молча сделал Бора знак, истолкованный мною, как просьба подойти, и предводитель так же безмолвно ответил ему кивком.

— Если у тебя что-то срочное, то я могла бы сама донести Гису до главного дома, — предложила я, сглотнув неприятный ком от мысли, в чем могут заключаться эти самые срочные дела.

Чей-то допрос с пристрастием? Даже пытки? Просто экзекуция провинившихся? Натравливание на них тех самых жутких животных, что издают этот шум? Думать о Бора, совершающем нечто жестокое, было неприятно, но я не настолько нежный аристократический цветочек, не знающий неприятной подноготной сути власти, чтобы меня это слишком оттолкнуло. Мой супруг — человек у руля государства, а это означает быть не только добреньким правителем, но и жесткой карающей десницей при необходимости, а необходимость есть почти всегда, ибо вызывать на себя ненависть и недовольство — неизбежный удел всех власть имущих.

— Мне всего лишь нужно будет ненадолго отлучиться, Ликоли, — ответил мне муж как-то неопределенно. Понять, не хочет ли он оставлять меня посреди дороги, или же не слишком доверяет остаться один на один с ребенком, или все же дела действительно не столь безотлагательны, было невозможно.