Читаем Порхающая душа полностью

Порхающая душа

На плюшевом барьере ложиОпять сегодня белый мак.Вы — дворянин, и вы — поляк,И ваш цветок не лжет. А что жеОн говорит? — «Жду вас одну».Я двадцать дней у вас в плену,В плену у ваших белых маков,В плену у ваших строгих глаз,Чей цвет всегда не одинаков, —Я двадцать дней в плену у вас.В уборной пахнет белым медомПолуувядшик тубероз,А на дворе — морозИ снег, который так похожНа то, что вы зовете — «Lody».Вдвоем в санях нам будет тесно;Зажгутся искры на меху;На вашу черную дохуНочь брызнет звездной песней.Идет к концу четвертый акт.Я чуть устала, чуть тревожнаИ рву рукой неосторожнойНаш слишком длительный контакт —Я уезжаю не домой,Я уезжаю, но не с вами!Я не хочу, пленитель мой,Чтоб рассказали гордой даме,Которую зовут «жена»,О том, что я в плену, как птица,Что я грущу, когда одна,Что мне ваш голос нежный снится,Что вами я больна.Вам, господин из пятой ложи,Я этой радости не дам.Моя любовь служить не можетГосподам.Мою любовь волнуют тениНездешних глаз, ресниц, волос,Моя любовь — стихам и сценеИ воску белых тубероз.Сегодня встречу Новый год — не с вами, мой король, не с вами! —Ломаю дерзкими рукамиНаш путь — греховный, но прямой.Пусть будут пропасти и кручи,Пусть черным станет белый мак.Влюбитесь в этот бред кипучий —Ведь вы — поляк!

«Новый Сатирикон». 1918, № 1.

Мир

Я подарю тебе орлиное перо,А ты мне подари фунт сахарных каштанов,И мы помиримся, и больше я не стануДразнить тебя и звать тебя «Пьеро».Часы в столовой тикают так сонно,И попугай на жердочке молчит.У самовара глупый видОт колпака нелепого фасона.Шуршит твоя вечерняя газета,А я каштаны сладкие грызуИ «Капитан», соленые галеты.Я рада, что развеяла грозу,Что ты сегодня нежную поэмуНапишешь о Пьеретте и Пьеро,Что это я дала тебе такую тему:Фунт сахарных каштанов — и перо.

«Новый Сатирикон». 1918, № 2.

Бердслей

Я проснулась ночью, в три часа.Было тихо и темно. Скрипел паркет.Чьи-то ласковые голосаПели про вчерашний бред, —Встреча в вестибюле у дверей,Шелест слов, не оскорбивших: «Вы одна»?А потом снег, сани, блики фонарей —И печать судьбы закреплена.На стене у вас Сезанн, Бердслей.Мы смотрели, не снимая шуб,И улыбка ваших тихих губДаже там не сделалась смелей.Этот чай на электрической плите!Этот старый, ароматный ром!Кто бессмертный в этот вечер прилетелИ сказал, что мы для мира не умрем?Поцелуй ваш тонет в волосах,И дарит бессмертие нам нежный бред…Я проснулась ночью, в три часа.Было тихо и темно. Скрипел паркет.

«Новый Сатирикон». 1918, № 4.