— Да брось ты! Пойми, это такая у человека психология! Ты знал, что ты тут временный гость, вот и чувствовал себя соответственно! Ну, и не притёрлись ещё друг к другу… А потом всё будет по-другому, вот увидишь! Главное — это не оглядываться назад, сжечь мосты! (Это, конечно же, Порочестер). Сжечь мосты!!!
И я покорно сжёг — во всяком случае, на ближайшие полгода.
На новое место я не взял из дому почти ничего — только несколько носильных вещей, швейную машину и ноутбук с вайфаем. Всё это прекрасно встало в отсек технического фургончика, который я выторговал себя для жилья. Под кровать я поставил старый фаянсовый ночной горшок с крышкой, а в углу повесил небольшой рукомойник — в итоге чего приобрёл круглосуточную независимость от обитателей главного корпуса с их пошлыми биотуалетами и душевыми кабинками. Теперь я мог ложиться и вставать, когда захочу сам.
Даже теперь я не мог полностью отрешиться от прежних привычек и нуждался в уединении.
Была у него и ещё одна причина… От Порочестера я знал, что их отношения, было заглохшие после недавней ссоры, теперь, на свежем воздухе, возобновились. Что ж, их дело — я в эти интимные тонкости не лез. Видно, Лене всё-таки было трудно совсем без мужчины, а я, сухарь такой, не проявлял инициативы. Хотя иногда и думал с грустью, что, сложись всё по-другому, мы были бы очень гармоничной парой. Пожалуй, с этой женщиной я мог бы прожить остаток жизни почти без напряжения. Но мысль о том, куда, в таком случае, девать Порочестера, который прикипел к нам всей душой, была до того неразрешима, что я махал рукой на нежные чувства — и предпочитал бережно поддерживать «статус кво».
Тем более сейчас, когда равновесие (пусть и шаткое) было нам необходимо, как никогда. Ведь нам теперь некуда было деваться друг от друга — по крайней мере, до тех пор, пока мы не выплатим кредита и не отгородимся друг от друга глухими заборами — каждый на своём пятачке. Впрочем, я никогда не мог представить себе эту картину без нервного хохота.
Порочестер занял второй этаж (чердак?) домика под скатной крышей, — когда мы дружно взялись и расчистили его от хлама, там оказалась очень уютная и даже просторная комнатка. Она казалась прямо-таки созданной для нового жильца, чей рост позволял ему спокойно перемещаться по всему периметру, — меж тем как мы с Еленой, заходя туда, вынуждены были постоянно следить, как бы не стукнуться головой об потолок. «Так что, — думал я без ревности и скорби, — вероятно, не она по ночам поднимается к нему по скрипучим ступеням, а он спускается к ней со своей КПК-шкой». Впрочем, возможно, они уже научились как-то справляться без помощи Интернета. Не знаю: выслушивать откровения Порочестера на эту тему я не горел, но не у Лены же спрашивать.
Не в пример мне, дураку, Порочестеру при желании было куда вернуться — его-то квартира стояла пустой, сдавать её он брезговал даже коллегам и родственникам, что вполне понятно — столько драгоценной мебели и вообще… Но вот он-то как раз домой и не рвался. Зато поторопился обставить чердак по своему вкусу (кстати сказать, он собрал к себе почти весь обнаруженный при раскопках антиквариат). И вот, в один прекрасный день зайдя, а, точнее, взобравшись к нему в гости, я испытал почти мистический ужас. В помещении стоял знакомый вишнёвый кумар и в нём возлежал патлатый Порочестер в розовом костюме, на застеленной розовым покрывалом кровати, упершись тойтерьеровыми глазами в ноутбук, — а рядом, на тумбе красного дерева, стояло блюдо с персиками и бутылка «Реми Мартен». Несколько секунд тупо стоя на пороге, я размышлял о том, стоило ли, в таком случае, вообще ехать в такую даль — раз уж ты вместе с собой перевёз сюда и все свои привычки.
Но спустя две недели стало ясно, что я неправ — загородная жизнь очень даже пошла ему на пользу. Он почти бросил курить (на свежем воздухе-то!) и заметно поздоровел — теперь он выглядел на хорошие сорок, а не на плохие пятьдесят, как раньше. На щеках появился румянец и даже комплекция изменилась: он похудел, постройнел, а хилые плечи, наоборот, налились силой. Пришлось перешивать и заново сажать по фигуре весь его гардероб, включая и пресловутый розовый костюм.