Порочная страсть

– Сестра Лангтри очень хорошая и слишком добрая, чтобы устать от нас, – подал голос Бенедикт.

– Она тоскует, – бросил Люс.

– Что ж, «Икс» не самое веселое место, – усмехнулся Мэт.

– Да не в этом дело, тупой придурок! Я о том, что она женщина, а у нее никого нет.

Все с отвращением покосились на Люса, но тот и бровью не повел, только ухмыльнулся, словно всеобщая враждебность доставляла ему удовольствие.

– Подлая ты душонка, Люс, гад ползучий, да и только, – скривился Наггет. – Меня от тебя тошнит!

– Да тебя от всего тошнит! – презрительно фыркнул Люс.

– Побольше смирения, Люс, – тихо проговорил Бенедикт. – Умерь гордыню, будь кротким: люди должны научиться смирению, прежде чем придет смерть, ведь никто из нас не знает, когда умрет. Это запросто может случиться как через пятьдесят лет, так и завтра.

– Нечего мне проповеди читать, урод долговязый! – прорычал Люс. – Если будешь продолжать в том же духе, то и недели на гражданке не продержишься – тебя упекут в Каллан-Парк[13].

– И не надейся, ты этого не увидишь, – отозвался Бенедикт.

– Еще бы! Я буду занят, меня ждет слава.

– На мои деньги не рассчитывай, – сказал Мэт. – Я бы и фартинга не дал, чтобы поглядеть, как ты мочишься.

Люс захохотал во все горло.

– Если ты сможешь это увидеть, я сам заплачу тебе чертов фартинг!

– Нил прав! – внезапно произнес Майкл громко.

Пререкания оборвались, все повернули головы и с любопытством посмотрели на него: никто прежде не слышал, чтобы он так говорил: страстно, гневно и властно.

– Конечно, сестра устала, и разве можно ее в этом винить? День за днем одно и то же, Люс ко всем цепляется, и все его задирают. Почему, черт возьми, вы не оставите друг друга в покое и не дадите ей передохнуть? Что бы ни творилось с ней, это ее дело, не ваше! Если бы она захотела поделиться с вами, то рассказала бы все сама. Оставьте ее в покое! – Он поднялся на ноги. – Идем, Бен, поплаваем. Тебе надо отмыться от грязи. Я тоже попробую, но здесь повсюду летает столько всякого дерьма, что это может занять неделю.

«Наконец-то появилась маленькая брешь в его броне, – подумал Нил без всякого торжества, наблюдая, как Майкл и Бенедикт идут к океану. – Черт возьми, а ведь сестричка ему небезразлична! Но знает ли она об этом, вот в чем вопрос. Не думаю, что знает, и, если получится, постараюсь сделать так, чтобы не узнала».

– Впервые вижу, чтобы ты вышел из себя, – обратился к Майклу Бенедикт, входя в воду.

Майкл зашел в воду по пояс, остановился и взглянул на смуглое худое встревоженное лицо Бена.

– Это было глупо. Глупо срываться: сгоряча можно дров наломать. Я по натуре не вспыльчивый и терпеть не могу, когда меня доводят до бешенства. Это никуда не годится! Потому я и ушел. Если бы остался, то выставил бы себя законченным болваном.

– У тебя хватает сил противостоять искушению, – сказал Бенедикт с тоской. – Хотел бы я быть таким!

– Да ладно тебе, дружище, ты лучший из нас, – добродушно возразил Майкл.

– Ты правда так думаешь? Я стараюсь изо всех сил, но это нелегко. Я слишком много потерял.

– Ты потерял себя, Бен, и только. Все у тебя хорошо, просто тебе нужно снова обрести себя.

– Эта проклятая война превратила меня в убийцу. Впрочем, я знаю, что это лишь оправдание и виновата вовсе не война, а я сам: просто оказался недостаточно силен и не справился с испытанием, которое послал мне Господь.

– Нет, это все война, – произнес Майкл, загребая руками воду. – Она вытворяет что-то со всеми нами, Бен, не только с тобой. Мы все оказались в «Иксе» из-за того, что сделала с нами война. Если бы не она, наша жизнь сложилась бы благополучно. Говорят, в войнах нет ничего сверхъестественного, но я так не думаю. Может, так и есть, когда речь идет о конфликтах, о судьбе народов; может, война обычное дело для тех, кто ее развязывает, но вряд ли так думают солдаты, которым приходится воевать: для них это самое противоестественное занятие на свете.

– Но, похоже, война – богоугодное дело, – возразил Бенедикт, погрузился под воду по самую шею и, вынырнув, продолжил: – Ведь это Господь отправил меня на войну. Я не горел желанием идти на фронт, но молился, просил у Всевышнего совета, и он велел мне ждать, когда решит подвергнуть меня испытаниям. Это произошло, и вот я здесь.

– То есть все естественно, как рождение, женитьба и смерть, – криво усмехнулся Майкл. – Так, что ли?

– Вроде того. А ты после войны не думаешь жениться? – вдруг спросил Бенедикт и с любопытством склонил голову набок, словно опасался не услышать ответ.

Майкл сразу подумал о сестре Лангтри: образованной, из богатой семьи, самодостаточной настолько, что имеет статус истинной леди. За годы военной службы Майкл достаточно насмотрелся на представителей этой породы и решил держаться от них подальше.

– Думаю, нет, – произнес он наконец. – Мне нечего предложить жене. Я уже не тот, что прежде. Чтобы иметь семью, растить детей, нужно сохранить хоть какие-то иллюзии на собственный счет, а у меня их больше не осталось. Да, я уцелел на войне, но теперь оказался там, где ни за что бы не очутился, не будь войны. Ты понимаешь, о чем я?