Порочные

Я шагнул к кровати, собираясь привести друга в чувство, но зануда сжала мой локоть, вынуждая остановиться.

— Давай я сначала вылечу его, — покачала она головой. — Колдер без сознания более сговорчивый пациент, чем Колдер в сознании.

— Ты ела шоколад, — нахмурился в ответ. — Значит уже потратила на него достаточно сил, его сломанный нос и царапины затянутся к завтрашнему вечеру.

— Марк, это действительно просто сломанный нос и царапины, они не стоят того, чтобы о них говорить. Десять минут, и он как новенький.

— Вот это-то мне и не нравится больше всего. Артур опасен, Эмили.

— Я сделаю так, что в ближайшие три дня он будет не опаснее обычного человека. Не стой над душой только, — передернула Бартон плечами.

— Нет. Буди его, бери кровь и спускайся вниз, — я сверлил взглядом сиреневый затылок, непонятно как оказавшейся впереди, у самой кровати, волчицы.

— Останови меня, — бросила она через плечо и опустилась на колени у кровати, беря за руку Артура. Все произошло так быстро, что я и правда не успел ничего сделать.

Бартон и в этом осталась верна себе: упрямая и почти безрассудная в своем желании помочь. До своего отъезда из стаи она поступала точно так же. Будто ей в черепушку вшита какая-то программа: сдохну, но помогу. Отец часто этим пользовался. Да чего уж там, этим пользовалась вся стая.

У вины вкус аптечной микстуры.

Вздернуть бы сейчас Эм за шкирку, как нашкодившего котенка, и отправить в машину, но она уже работает: вижу по напряженной позе, напрягшимся спине и шее, чуть нахмуренным бровям. А значит, нельзя. Уже поздно. Сделаю, и Бартон будет плющить, как от дрянной дури, до завтрашнего полудня.

После ее отъезда я… погрузился, мать его, в тему, узнал достаточно о лекарях и их способностях, изучил, как мог, жалея стократно, что не сделал этого раньше.

Ну да кто ж мне, придурку, виноват?

Я развернулся и тихо вышел из комнаты.

Надо было сделать несколько звонков и принести Колдеру воды. После этого… этих приступов он мог выпить ведро и даже больше, и лучше, чтобы это самое ведро стояло рядом с кроватью, когда он оклемается.

Когда я снова оказался в комнате, Эмили как раз заканчивала, возвращалась понемногу в реальность: почти нормальным стало дыхание, расслабились плечи, рука уже так крепко не сжимала запястье оборотня на кровати.

Да и Арт выглядеть стал лучше — не как бомж, оказавшийся в ночлежке впервые за три года.

Колдер, вот серьезно, тебе же будет лучше, если ты с этим справишься, чем бы оно ни было.

Бартон полностью отпустила руку Арта и повернулась ко мне, взгляд был все еще затуманен, я молча протянул ей выуженную из сумки плитку шоколада.

Шоколад, кстати, тоже остался прежним — Аеро.

— Эта попытка обернуться его сильно ослабила, — прохрипела Эмили, благодарно кивнув. — Много разрывов в мышцах, кортизол зашкаливает, его нервная система как у жертвы катастрофы. Если приступы случаются так часто, как он говорит, я удивлена, почему Арт все еще жив.

— Они истощают его, — кивнул, подтверждая слова Эмили. — Он по полдня с кровати подняться обычно не может.

— Мне надо взять у него спинномозговую жидкость, — вздохнула Эмили, повернувшись полностью ко мне, но все еще сидя на полу. Она разворачивала плитку шоколада и не смотрела мне в глаза, бормотала почти под нос. Не из-за неуверенности, скорее складывалось чувство, что она просто не хочет объяснять. — Но я не могу это сделать здесь. Артура надо либо отвезти в стаю, либо в городскую больницу. Процедура неприятная, даже более чем.

— Насколько?

— Мне нужно будет воткнуть ему в позвоночник иголку длинной почти с трубочку для коктейля, — развела она руками.

— Я понял, — кивнул, размышляя. — Сегодня он уже в любом случае никуда не поедет. Давай я разбужу его, ты возьмешь анализы, и я вызову ребят, чтобы сегодня за ним присмотрели.

— Криса и Роя?

— Да.

— И я разбужу его сама, ладно? Возьму анализы. Тебе лучше выйти.

— Исключено, — покачал головой, отходя к окну. — Я не оставлю тебя с ним одну.

— Марк, ты сам только что говорил, что после приступов он не опасен. Не будь параноиком, — Эмили поднялась на ноги, откусила шоколад, подходя к сумке со своими медицинскими штуками. Я сложил все, что уцелело, туда: пузырьки с кровью, ватные палочки, которые она пихала Колдеру в рот. Остальное выкинул.

— Не обсуждается.

— Ему хреново, Марк. Стыдно и тошно. Он…

— Он не вспомнит ничего из того, что творил. Это мы уже проходили. И если ты ему ничего не расскажешь, то так оно и останется. Только… — я замер, оторвался от окна, — Стой здесь, ничего не делай, не буди его пока, — и выскочил из комнаты, а потом и из дома к машине.

Эмили оставила толстовку в тачке, хорошо, что вообще ее взяла.

Через две минуты я вернулся в спальню, протягивая Бартон одежду.

— Сейчас спрячешь руки, и Арт ничего не заметит.

Эмили без возражений приняла вещь.

— Тебе не кажется, что он должен знать?

— Должен. Но не сегодня точно, тем более не сейчас. Как ты правильно заметила, ему и без того хреново. Я поговорю с ним завтра.