Порочные

— Я отменю сегодня собрание в большом доме, — сказал, забирая из рук Бартон сумку и делая шаг вниз, к машине. — Ты устала, — ее пальцы были ледяными, кожа покрылась мурашками, не смотря на теплую, почти жаркую погоду.

— Не стоит, — прозвучало уверенное в ответ. — Чем быстрее я с этим разберусь, тем быстрее начну нормально работать. Твои родители все еще в Станфорде?

— Да, — кивнул, — им слишком нравится это место, думаю, они останутся там на зиму. А твои? — я обернулся.

— Мы не общаемся, — усмехнулась Эмили, открывая глаза. Открывая и тоже спускаясь с лестницы, снова став напряженной и сосредоточенной. Глаза потемнели, руки она спрятала в карманы джинсов.

— Мне жаль, Эм.

— А мне нет. Это их выбор, и я не несу за него ответственность. И я не обязана соответствовать и подстраиваться. Я почти двадцать лет только этим и занималась: подстраивалась под альфу, стаю, под них. И как-то… утомило, знаешь. Быть не собой очень выматывает, оказывается.

Я промолчал, открывая перед девчонкой дверцу машины, предпочитая оставить мысли на этот счет при себе.

Эм сильная и упрямая и все еще не прощает ошибок, ни своих, ни чужих. И последнее — для меня новость очень дерьмовая.

Вот только, как и Эм, я упрямый и не умею проигрывать. И это дерьмовая новость для Бартон.

Я завел мотор, и заучка наконец-то вынырнула из своих мыслей. Не сомневаюсь, что думала она о родителях. Как бы там ни было, а семья значит для нее гораздо больше, чем она хочет показать, как и для любого волка.

— Крис осматривала Колдера? — Бартон протянула руку к радио, начала щелкать волны.

— Нет. Он не разрешил.

— Что значит «не разрешил»? — рука замерла над кнопкой.

— Только то, что говорю. Мы пытались не один раз, но… Крис просто не смогла к нему пробиться. Он не захотел… Что ты ему вколола?

Эмили не ответила, выпрямилась на сидении, оставив в покое дурацкое радио, и уставилась на дорогу перед собой.

— Эмили? — позвал я.

Никакой реакции.

— Эй, — коснулся острого колена, — земля вызывает воздух, Эм, спустись с Луны.

— Что?

— Что ты вколола Артуру?

— Седативное для зверя. Он проспит несколько дней. За эти несколько дней, надеюсь, Арт немного отдохнет.

— Ты все-таки поняла, что с ним? — сощурился я, бросая быстрый взгляд на девушку на соседнем сидении.

— Нет, — губы Эм превратились в тонкую полоску. — Я не волшебник, так что ни хрена я не поняла. Это временная мера, Марк, раствор вызывает привыкание достаточно быстро, максимум, что могу гарантировать — три недели, это при хорошем раскладе, потом состав перестанет действовать на Колдера.

— Я тебя понял, — кивнул и почувствовал, как отпустило. Немного, но отпустило. Значит, у меня есть примерно три недели на то, чтобы вернуть Колдера в нормальное состояние, точнее эти три недели есть у Эм.

Я еще раз бросил короткий взгляд на Бартон. Три недели… Эмили вводит себе ту же дрянь, что и Колдеру? Каковы шансы?

Значит, и у меня примерно столько же времени, может чуть меньше, чтобы приручить Бартон, не Эм — волчицу, а Эм — человека, раз уж она настолько разделяет свои две сущности. Это непонятно, странно и почему-то жутко раздражает.

Бартон держится как шпион во вражеском лагере, как футбольный фанат Челси в баре Реал-Мадрида, как чувак с бигмаком в забегаловке Бургер Кинга, как гринписовец на лодке китобоев: отстранено, осторожно, стараясь слиться с окружающим пространством.

И это веселит и тоже почему-то бесит одновременно.

Как и ее толстовки. Безразмерные широкие толстовки, кажется, что они с чужого плеча, мужские. Но, на удивление, Бартон в них невероятно женственная, маленькая, хрупкая.

Как только мы въехали на территорию поселения, Эм выскочила из машины и скрылась в больнице, а я отправился к дому: надо было решить пару вопросов, в том числе определиться наконец-то с кандидатами на роль сопровождающих в охотничью луну.

А ведь до нее оставалось совсем ничего — три дня, и щенки отправятся на свою первую охоту. В этом году их немного: всего шестеро, но шестеро малолеток на охоте, для альфы, который поведет молодняк впервые — тот еще геморрой.

В большом доме наверняка уже накрывали столы и раздвигали мебель. Почти вся стая выразила желание прийти сегодня туда, что несколько удивило, потому что я совершенно не понимал такого непонятного, острого интереса к Бартон.

Не потому что она была его недостойна, потому что… Потому что, черт, если смотреть правде в глаза, то Эмили права, здесь особо никогда и никому не было до нее дела.

Но стоило опуститься в кресло в кабинете и открыть ноутбук, как причина стала понятна. Осмыслить толком ничего не удалось, на столе зазвонил телефон.

— Джефферсон, — прогудело в трубке.

— Макклин, — отозвался я, откидываясь на спинку.

В аду замерзли черти.

Разговор вышел хоть и коротким, но продуктивным — в основном про предстоящую охотничью луну, Конарду тоже впервые выпала сомнительная честь самому, в качестве альфы тащиться ночью в лес и тащить туда сходящих с ума от бушующих гормонов волков в пубертате. Блеск же!