Порочный красный

Прошлое

Я помню, как в годы моего детства воздух летом был таким влажным и густым, что ощущение было такое, будто ты вдыхаешь в суп. В нашем большом доме мы с сестрой не находили себе места и носились по нему друг за другом, вопя, пока не навлекали на себя неприятности.

Рассердившись, моя мать отправляла нас вон из дома с нашей няней Маттией, пока сама она отдыхала. Чтобы найти нам занятие, Маттия часто водила нас в однодолларовый магазин, и мы с Кортни, поскольку нам в основном покупали вещи в скучных бутиках, дивились тому, что можно оказаться в магазине, где любой товар можно купить за доллар. Она покупала нам цветные мелки для рисования, скакалки, хула-хупы и, разумеется, наши любимые мыльные пузыри.

Маттия всегда оставляла их напоследок. Она делала вид, будто забыла большую розовую коробку с ними в магазине, и мы начинали дуться и вздыхать. Но в последнюю минуту она доставала ее из-за спины, и мы принимались прыгать и хлопать в ладоши, как будто это было так умно с ее стороны. Мы называли эти шарики «полыми планетами», и наша игра состояла в том, чтобы проколоть как можно больше таких планет прежде, чем они лопнут сами, чтобы их обрывки полетели на Землю.

Маттия становилась под дерево, чтобы находиться в тени, и надувала их для нас. От этой игры наши ноги все время были тогда покрыты синяками – дело было в том, что мы ставили друг другу подножки, поскольку каждая из нас старалась первой добежать до полых планет. Мы мчались так быстро, что, по словам Маттии, становились похожи на размытые пятна. Она называла нас Рыжиком и Вороненком из-за цвета наших волос. В конце игры мы подводили итог – кто из нас проколол сколько шариков. Двадцать семь у Рыжика, двадцать два у Вороненка, объявляла наша няня.

Затем мы возвращались в дом, хромая и потирая наши усеянные синяками ноги.

Моя мать терпеть не могла эти синяки и заставляла нас надевать колготки, чтобы прикрыть их. Моя мать терпеть не могла большую часть того, что было присуще мне – колтуны в моих волосах после ванны, цвет моих волос, то, как я жевала, то, как я смеялась, по ее мнению, слишком громко, то, как я проводила ногтями по своему большому пальцу, когда мне грозило наказание.

Если бы тогда или сейчас кто-то спросил меня, что ей нравится во мне, я бы не смогла ничего назвать. Я могла бы сказать только одно – мое детство состояло из прохладного прикосновения мыльных пузырей к моей коже, из нашего с Кортни смеха и вдыхания воздуха, густого, как суп. И из объятий Маттии, которая обнимала меня, чтобы компенсировать резкие слова моей холодной матери.

* * *

Моя мать любила мою сестру. Моя сестра была достойна любви. Я помню, как я как-то застала их врасплох, когда она расчесывала Кортни волосы после ванны. Она рассказывала Кортни историю из своего собственного детства. Кортни хихикала, и моя мать смеялась вместе с ней.

– Если бы мы с тобой росли вместе, то были бы хорошими подругами. Ты похожа на меня, когда я была в твоем возрасте. – Я села на край ванны, чтобы наблюдать за ними.

– А как насчет Джо? – спросила Кортни, посмотрев на меня со щербатой улыбкой – у нее не хватало двух передних зубов. – Вы с ней тоже были бы хорошими подругами?

Впечатление было такое, что до того, как Кортни назвала мое имя, она вообще не замечала, что я тоже здесь. Она медленно заморгала, глядя на меня, и улыбнулась своей младшей дочери.

– О, ты же знаешь Джоанну и ее книги. У нее бы не нашлось времени, чтобы играть с нами, ведь она все время читает.

Мне хотелось сказать ей, что я готова сжечь все свои книги, лишь бы войти в их клуб мать/дочь. Но вместо этого я только пожала плечами. Кортни была очень похожа на мою мать, единственная разница между ними заключалась в том, что она любила меня.

Мне следовало бы завидовать ей, испытывать ревность, но я не завидовала и не ревновала. Она была единственным добрым человеком в моей семье, единственной, кто в день моего рождения вставала рано утром, накладывала полную тарелку пирожных «Литтл Дебби» и заходила в мою комнату, распевая «Lake of Fire» группы «Нирвана».

Мой день рождения приходился на четвертое июля – что создавало моим родителям немалый дискомфорт, поскольку в этот день они устраивали банкет для компании моего отца.

Когда никто из них не замечал, что я по всем предметам получаю высшие оценки, она прикрепляла к холодильнику мой табель успеваемости и обводила на нем красным маркером мой средний балл. Она дарила мне любовь в жизни, которая была лишена любви… она была теплым одеялом в доме, где ценили эмоциональную холодность.

Когда все остальные скользили по мне взглядами, моя сестра сосредоточивала на мне все свое внимание. Между нами существовала связь, а такие связи – это редкость.

Когда я впервые привела в наш дом Калеба, мой отец заметил меня. Как будто теперь, когда я заполучила такого мужчину, как Калеб, он наконец мог смотреть на меня. Мой новый кавалер не только происходил из богатой семьи – он также умел хорошо говорить, был уважаем и честолюбив… и он чертовски много знал о спорте.