Порочный красный

Следующие несколько недель проходят спокойно. Я достаю все поваренные книги, подаренные мне на свадьбу, и начинаю готовить еду вместо того, чтобы заказывать доставку из ресторанов. Если мой муж хочет, чтобы я была матерью и домохозяйкой, то он это получит. Я вполне могу быть традиционной женой. Теперь мы едим в столовой, чего прежде никогда не делали. Я даже прикатываю в комнату передвижную кроватку Эстеллы, чтобы она находилась с нами. Ему нравится моя стряпня, во всяком случае, он так говорит. Он съедает все, и он, похоже, действительно доволен тем, что я стараюсь. Я покупаю одежду для ребенка и выбрасываю все ее желтые и зеленые одежки. И с гордостью раскладываю все эти вещи на кровати, чтобы Калеб мог посмотреть на них. Он одну за другой берет каждую из них и одобрительно кивает.

– Она не будет это носить, – говорит он, держа маленькую футболку с надписью: Пригласи меня на свидание.

– Она миленькая, – возражаю я и пытаюсь схватить футболку, но он поднимает ее над головой, чтобы я не могла дотянуться до нее.

Следующие пять минут мы бегаем друг за другом по спальне, вырывая ее друг у друга. Мы уж очень давно так не играли. Это здорово, так же здорово, как было в начале наших отношений.

Сэм наблюдает за этой трансформацией нашей супружеской жизни, и он явно позабавлен.

Однажды за завтраком я спрашиваю Калеба, куда мы в этом году поедем на отдых.

– Теперь нам придется выстраивать наш отдых так, чтобы он устраивал нашу дочь, – отвечает он, отпивая свой чай. – Думаю, нам предстоит проводить много времени в Диснейленде и на пляжных курортах.

Я против. Надо думать, он шутит. Сэм замечает выражение моего лица и подавляет смех.

Я в смятении смотрю на Калеба.

Он улыбается кривой улыбкой.

– Что? Ты что, думала, что мы будем осматривать Париж и путешествовать по Тоскане вместе с маленькой девочкой?

Я киваю.

– У детей тоже есть свои нужды, Леа. Да, будет хорошо, если мы покажем ей мир, но малышам нужны Диснейленд и замки из песка на пляже у моря. Разве у тебя самой нет подобных воспоминаний из твоего детства?

Вообще-то у меня их нет. В одиннадцатом классе я ездила со школой в Диснейленд, но накануне вечером здорово напилась с несколькими парнями и весь следующий день, пока мы были в парке, мучилась от похмелья. Но Калебу я об этом не говорю.

– Наверное, есть, – уклончиво отвечаю я. Эта традиционная роль начинает мне надоедать.

– А что, если ей понравится Париж? – с надеждой спрашиваю я. – Тогда мы сможем полететь туда?

Он встает и целует меня в макушку.

– Да. Сразу после того, как подарим ей нормальное детство.

– Но пока она еще маленькая, мы можем поехать в какое-нибудь приличное место? Ведь сейчас ее еще не может интересовать Минни-Маус.

– Скорее всего, в этом году мы вообще никуда не поедем в отпуск. Она еще слишком маленькая, чтобы куда-то везти ее. – Я не верю своим ушам, глядя, как он берет свой сотовый телефон. Он что, только что конфисковал мой отпуск?

– Это нелепо, – объявляю я, слизнув с ложки овсяную кашу. – Есть множество людей, у которых маленькие дети, но они все равно ездят в отпуск.

– Есть вещи, от которых приходится отказываться, когда у тебя появляется семья, Рыжик. Ты что, еще этого не поняла?

– Тогда давай откажемся от красного мяса… от музыки… от электричества! Но только не от отдыха.

Сэм роняет охапку выстиранного белья, которую несет. Я вижу, как его спина сотрясается от смеха, когда он нагибается, чтобы поднять его.

Калеб не удостаивает меня вниманием, копаясь в своем телефоне.

Все мужчины в моей жизни обращаются со мной так, будто я ровно ничего не значу.

– Я поеду отдыхать, – объявляю я им обоим. Калеб поднимает голову и вскидывает бровь.

– Что ты хочешь этим сказать, Леа?

Он провоцирует меня. Не знаю почему, но я клюю.

– Я хочу сказать, что с тобой или без тебя, но я поеду отдыхать.

Я решительно выхожу из комнаты, чтобы не видеть выражения его лица. Почему я чувствую себя так, будто мне десять лет? Нет, это не со мной что-то не так, а с ним. Он не хочет принимать меня такой, какая я есть. Он хочет сделать меня другой. Это игра, в которую мы с Калебом играем все эти годы. Он задает стандарт, по которому я должна жить, и у меня это не выходит.

Он идет за мной.

– Что ты творишь?

Я пытаюсь уйти, но он вцепляется в мое предплечье.

– Ты пытаешься контролировать меня, управлять мной.

– Уверяю тебя, что мысль об управляемой Леа наводит на меня скуку. Однако, когда у тебя есть семья, это значит, что решения надо принимать вместе.

– О, я тебя умоляю, – со злостью говорю я. – Давай не будем делать вид, будто все решения принимаешь не ты единолично.

Я вырываю руку.

– Мне надоело представление, которое мне вечно приходится устраивать для тебя.

Я уже подхожу к лестнице, когда он говорит:

– В том-то и дело.

Я не оглядываюсь назад.

* * *

Поднявшись на второй этаж, я достаю картину, которую Кортни привезла мне из своей поездки по Европе. Я храню ее в коробке, завернув в вощеную бумагу. Кончиком пальца дотрагиваюсь до красного зонтика, изображенного на ней.