Порочный красный

Ладно, мне это понятно. Самой мне случалось покупать туфли, которые, вероятно, стоили сколько же, сколько эта посудина, и я ничего ему об этом не говорила. Но если он купил ее под влиянием момента, то это было продиктовано эмоциями. Это такая же покупка, как те, которые делала я сама, когда была чем-то подавлена или обеспокоена.

– Чего ты мне не говоришь?

– Наверное, этого столько же, сколько того, что не говоришь мне ты.

Я внутренне сжимаюсь. Мне тяжело это признать, но так оно и есть. Калеб умеет видеть сквозь стены, как никто. Но если бы он действительно знал, чего я не рассказываю ему, то оставил бы меня уже завтра… а я не могла этого допустить.

Если он в самом деле скрывает что-то еще – то я это выясню.

– Ты знаешь обо мне все – все мои секреты и все тайны моей семьи. Что я могу скрывать? – вопрошаю я.

Он поворачивается ко мне лицом. За ним видна темная туча – и это кажется мне дурным предзнаменованием. Я вздрагиваю.

– Есть много такого, чего я о тебе не знаю.

Я сразу же вспоминаю монитор фертильности и кломифен, которые я использовала, чтобы забеременеть.

Его мозг работает на полную катушку. Я вижу, как горят его глаза – когда Калеб думает, его глаза сверкают. Преимущество этого состоит в том, что я всегда знаю, когда возбуждаю его. Он встречается со мной взглядом, затем смотрит на мой рот и снова – мне в глаза. Он прищуривается и склоняет голову набок, будто читая мои мысли. Можно ли прочесть по лицу человека его тайну? Очень надеюсь, что нет.

– Когда ты явилась ко мне в отель… в ту ночь… ты пыталась забеременеть?

Я отвожу от него взгляд и смотрю на воду. Черт возьми, он может это сделать. Мои руки дрожат. Я сжимаю их в кулаки. И бью его наотмашь, говоря правду.

– Да.

Не знаю, почему я говорю правду. Я никогда не говорю правды. Черт возьми! Мне хочется забрать это слово обратно в мой рот прежде, чем они дойдут до его, но уже поздно.

Калеб сцепляет руки на затылке. Его брови ползут вверх, вверх, вверх, пока его лоб не прорезает полдюжины морщин. Он вне себя от ярости.

Я думаю о той ночи в отеле. Я отправилась туда, полная решимости. У меня был план. И мой план сработал. Я не ожидала, что он меня поймает. Но он меня все-таки поймал. Я начинаю щелкать ногтями больших пальцев по подушечкам остальных.

Щелк.

Щелк.

Щелк.

Калеб кусает внутреннюю поверхность своей щеки. Вид у него такой, будто он хочет броситься бежать. Бежать, чтобы подумать. Когда он заговаривает снова, то делает это сквозь зубы.

– Понятно, – говорит он. – Понятно. – Он смотрит на небо, и по его лицу видно, что внутри у него происходит борьба. – Я так ее люблю… – Его голос срывается. Он упирается рукой в борт лодки и, как и я, смотрит на воду. – Я так ее люблю, – снова начинает он. – Мне все равно, как она появилась. Я просто рад, что она есть.

Я вздыхаю с облегчением и искоса смотрю на него.

Он сглатывает один раз, другой…

– Ты забеременела нарочно. А теперь, похоже, она тебе не нужна.

Мне тяжело это слышать – как первое, так и второе. Это леденит, и это правда, неприглядная правда.

– Я думала, что это будет мальчик. – Мой голос так тих, что его перекрывает плеск волн, но Калеб слышит меня.

– А если бы это и впрямь был мальчик? Тогда тебе нравилось бы быть матерью?

Мне ужасно не нравится, когда он заставляет меня думать об этом. Понравилось бы мне быть матерью, если бы у нас родился мальчик? Или я была обречена на неудачу независимо от того, мальчик это или девочка?

– Не знаю.

Он поднимает голову. Я вглядываюсь в щетину на его лице, и мне хочется дотронуться до нее.

– Ты хочешь ее? Она нужна тебе?

Не говори ему правду!

– Я… я не знаю, чего хочу. Я хочу тебя. Хочу сделать тебя счастливым.

– Но не Эстеллу?

Его голос звучит резко – как всегда, когда он злится на меня. И я пытаюсь вывернуться.

– Конечно же, я хочу ее. Ведь я ее мать…

Мой голос звучит неубедительно. А ведь прежде я умела так искусно лгать.

– А то, что ты сделала потом… это тоже было распланировано?

Я смотрю, как вздымается и опускается его грудь. Он дышит быстро, сердито… он напрягается, ожидая моего ответа.

Я втягиваю в себя воздух, пока у меня не начинают гореть легкие. Я не хочу выпускать его из себя. Мне хочется удержать этот воздух в себе и удержаться от признания, которое он пытается вырвать у меня. Мне нельзя говорить ему правду.

– Калеб…

– Господи, Леа, просто скажи мне правду…

Он ерошит пальцами свои волосы и делает пару шагов влево, так что теперь я могу видеть только его спину.

– Я была расстроена… Кортни…

Он перебивает меня.

– Ты сделала это, чтобы заставить меня вернуться к тебе?

Я сглатываю. Черт. Если я скажу «нет», то он будет продолжать задавать мне вопросы, пока не поймает меня в ловушку.

– Да.

Он чертыхается и, опустившись на корточки, прижимает пальцы ко лбу, как будто пытается удержать в себе свои мысли.

– Полагаю, мне нужно время, чтобы подумать.

– Нет, Калеб! – Я мотаю головой из стороны в сторону, а он мотает ею взад и вперед. Мы выглядим, как два болванчика с головами на пружинках.

Меня захлестывает паника, она втягивает меня в свой водоворот, пока я не скулю: