Порочный красный

– У меня дела, Леа. – Он видит разочарование на моем лице и добавляет намного мягче: – Возможно, как-нибудь в другой раз, как тебе такое?

У меня такое чувство, будто кто-то ударил меня по лицу. Это не из-за того, что он отказался от моего предложения пообедать вместе, а из-за этого «как тебе такое?» в конце его предложения. Это выражение пробуждает во мне мучительное воспоминание. Я думаю о Кортни и том, как она ездила на лето в Европу. О том, как, вернувшись, она разговаривала так, будто родилась англичанкой.

Давай махнем завтра в торговый центр, как тебе такое?

Ты самая плохая сестра на свете, как тебе такое?

Я и впрямь самая плохая сестра на свете. Кортни, которая всегда заступалась за меня перед моими родителями, напоминая им, что я существую… куда подевалась моя верность Кортни? Я не навещала ее с тех самых пор, как…

Я закрываю входную дверь ногой и отношу Эстеллу в ее детскую. И снимаю с нее платье в духе Мэри Поппинс. Она гукает и бьет ножками, будто радуясь, что избавилась от него.

– Да-а, – воркую я. – Если ты позволишь твоему папе выбирать тебе одежду в средней школе, то у тебя не будет друзей.

Она улыбается.

– Сэм! Сэм! – истошно ору я. И слышу его тяжелые шаги, когда он взбегает по лестнице.

– Что? – задыхаясь, говорит он. – Она дышит?

– Она улыбнулась! – Я хлопаю в ладоши.

Он смотрит на нее.

– Да, она улыбается уже какое-то время.

– Но мне она улыбнулась впервые, – возражаю я.

Он смотрит на меня так, будто у меня появилась еще одна голова.

– Ничего себе, – говорит он. – Ничего себе. У тебя выросло сердце, и все, что для этого потребовалось – это семь коробок изюма в шоколаде.

Я краснею.

– Как ты об этом узнал?

– Ну, во-первых, сегодня утром я вынес мусор. А во-вторых, эти конфеты были рассыпаны по полу.

Я долго молчу, одевая Эстеллу во что-то более модное. Это все равно что одевать осьминога, потому что ее ручки и ножки все время двигаются. Я подумываю о том, чтобы сказать Сэму, что это его слова немного встряхнули меня, но в конце концов решаю ничего ему не говорить. Вместо этого я говорю ему о Кортни.

– Сэм, у меня есть сестра.

Он вскидывает одну бровь.

– Класс. У меня тоже…

– Перестань, Сэм. Для меня это очень серьезное дело. – Он делает мне знак продолжать.

Я причесываю щеткой волосики Эстеллы.

– Я очень давно не видела ее. Она даже не знакома с Эстеллой. Как ты думаешь, это может быть связано с моей… послеродовой депрессией? – произнеся эти слова, я искоса смотрю на него, чтобы оценить его реакцию.

– Я не врач.

– И все же.

– И все же, – улыбается он. – Но все возможно. Ты и в самом деле довольно паршивый человек.

Я не удостаиваю его вниманием и продолжаю расчесывать волосики Эстеллы.

– Что ж, тогда возьми Эстеллу и проведай ее, – говорит он в конце концов.

– Да, – соглашаюсь я. – Ты поедешь со мной?

– Я не понимаю, зачем…

– Ладно, понятно. Собери свои вещи. И мне нужно, чтобы ты записал меня к акушеру-гинекологу. Мне необходимы лекарства.

– Я не твой секретарь. Мы уже это обсуждали.

– Постарайся записать меня на вторник.

Я выхожу из комнаты.

– Леа, – кричит он мне вслед. – Твой ребенок…

– Ах да. – Я возвращаюсь к Эстелле и беру ее на руки.

Она выглядит такой миленькой.

– Мы сейчас поедем к твоей тете, – говорю я.

Но мы не едем, чтобы проведать Кортни. Звонит Кэш. Обычно я не отвечаю на ее звонки. Как и на ее имейлы… или ее сообщения на Фейсбуке. Но поскольку я собираюсь изменить свою жизнь, я отвечаю, когда на экране высвечивается ее имя.

– Что тебе надо, Кэш?

– О, ты ответила на мой звонок!

– А ты бы предпочла, чтобы я не ответила?

Следует пауза. Надо думать, она пытается подобрать слова. Бог свидетель, она копит их уже два года.

– Леа, прости, мне так жаль, – говорит она. Я слышу, как она хлюпает носом. Она что, плачет?

– Еще бы, – рявкаю я. – Ты лгунья.

– Я просто делала то, о чем просил меня он. – Она делает паузу. – Как Кортни? Я пыталась увидеть ее, но они не…

– Держись от нее подальше, – перебиваю ее я. – Она не хочет тебя видеть.

Я обхватываю свою талию свободной рукой, вдруг почувствовав себя очень уязвимой. Почему эта женщина решила, что она может говорить со мной о моей сестре?

– Кортни моя семья, – твердо говорю я. – И я сделаю все, что могу, чтобы защитить ее.

Я слышу, как Кэш всхлипывает, и чувствую укол жалости. Может быть, я слишком резка. Интересно, что бы сказала ей Кортни?

– Мне необходимо извиниться перед ней. Мне необходимо…

Я обрываю ее.

– Мне надо идти. Не звони мне больше, Кэш. Я говорю серьезно.

Я даю отбой и сразу же подхожу к чулану и достаю из него картину Кортни, на которой изображен зонтик. И прижимаю ее к груди, жуя свою нижнюю губу. Как я могла так долго не навещать ее? Что со мной не так? А ведь мы с ней были так близки.

Я начинаю смеяться; сперва я прикрываю рот рукой, пытаясь подавить этот смех, похожий на хохот гиены. Но я не могу его сдержать. Смех вырывается у меня, становясь все громче. Это самое легкое из всего, что я делала за этот день. Когда в дверях моего чулана появляется Сэм, я резко обрываю смех.