– Вот почему я называю себя своим вторым именем. Вот и все.
– А Кортни их родная дочь?
Я кивнула.
– А что с ней произошло?
– Когда мой отец умер, она заболела.
Он перебивает меня.
– Заболела?
– Это была душевная болезнь, – объясняю я. – Она всегда была такой. У нее диагностировали биполярное расстройство. Время от времени она впадала в депрессию, и от нее месяцами не было ни слуху ни духу. На сей раз она ничего никому не сказала. Мы все были так погружены в нашу собственную жизнь, что никто не навещал ее, чтобы посмотреть, как она. Думаю, смерть моего отца и все то, что происходило вокруг суда надо мной, нанесли ей непоправимый удар.
– Значит ли это, что она?..
Я слишком резко торможу на красный свет, и его бросает вперед.
– Она попыталась застрелиться. Пуля задела ее мозг, но ее смогли спасти. Однако повреждение мозга было слишком велико.
– Господи, – говорит он. – И сегодня был первый раз, когда ты навестила ее с тех пор, как…
– С тех пор, как ее отвезли в больницу после того, как это произошло.
У него округляются глаза.
– Не суди меня, – огрызаюсь я. – Я была беременна. Я лежала на сохранении.
– Ты была эгоистичной стервой, думающей только о себе.
Я сердито смотрю на него.
– Я боялась.
– Чего, Леа? Она же твоя сестра. Господи, я поверить не могу, что работаю на тебя. Меня тошнит.
На его лице написана гадливость.
– Я пытаюсь все исправить, – говорю я.
Следующие несколько минут мы едем молча.
– О-о! «Джамба джус»! Хочешь соку? – Я резко сворачиваю на парковку, и, к моему удовлетворению, голова Сэма с приятным стуком ударяется о стекло пассажирского окна.
– Извини, – улыбаюсь я.
Он потирает голову, похоже, забыв свой вопрос.
– Я собираюсь попросить Калеба вернуться домой, – говорю я. И смотрю на его лицо, чтобы оценить его реакцию.
– Я не хочу фруктового сока, – возражает он.
– Да ладно тебе, Сэм!
Он качает головой.
– Это плохая идея. Ты только сделаешь себе больно.
– Почему?
Сэм вздыхает.
– Думаю, он не готов. Калеб один из тех мужчин, кто решает бесповоротно.
– Что ты имеешь в виду?
Сэм чешет голову, явно чувствуя себя неуютно.
– Что именно ты об этом знаешь? – Я смотрю на него, прищурив глаза.
– Я мужчина. Я просто знаю, и все.
– Ты же гей! Ты не можешь понимать мужчин-натуралов.
Он качает головой.
– Ты самая неприятная женщина, которую я когда-либо знал, ты это знаешь? И я не гей.
У меня открывается рот.
– О чем ты говоришь?
Он смущенно пожимает плечами.
– Я сказал тебе это, просто чтобы ты не клеилась ко мне.
Я моргаю. Не может быть, чтобы он говорил серьезно.
– Почему ты вообразил, что я буду клеиться к тебе? Фу, Сэм! Я не могу этому поверить!
Он вздыхает.
– Мы будем покупать сок или нет?
Я выскакиваю из машины.
– Я не стану ничего тебе покупать. Сиди здесь с ребенком.
Я так зла, что проезжаю магазин «Джамба джус» и мне приходится сдавать задом. Мужчины такие никчемные лжецы. Мне следовало понять, что он не гей. Он носит слишком много полиэстера, чтобы быть геем. И я никогда не видела, чтобы он заглядывался на Калеба. А ведь Калеб так великолепен.
Я пью свой сок, пройдя половину пути до машины, когда вдруг разражаюсь смехом.
Когда мы приезжаем домой, я звоню на сотовый телефон Калеба три раза, прежде чем он наконец отвечает.
– Когда ты будешь сегодня вечером забирать Эстеллу, я надеюсь, что ты сможешь остаться на какое-то время, чтобы мы могли поговорить.
Следует долгая пауза, затем он отвечает:
– Да. Мне тоже надо поговорить с тобой. – Я чувствую прилив надежды.
– Хорошо, значит, договорились. Я попрошу Сэма остаться немного дольше обычного.
Я слышу, как он вздыхает.
– Хорошо, Леа. Встретимся вечером.
Он дает отбой. И только несколько минут спустя я вспоминаю, что он никогда не дает отбоя, не попрощавшись.
Глава 36
Через четыре месяца после оправдания Леа я подал на развод.
Это была моя первая мысль.
Это была моя вторая мысль.
Это была моя третья мысль.
Затем я сложил их все вместе в предложение.
Сколько времени у меня остается? Любит ли она его? Сможет ли она простить меня? Если я смогу убедить ее бросить этого гребаного придурка, удастся ли нам что-то построить на той куче обломков, в которую мы превратили нашу жизнь? Мысли об этом действовали мне на нервы – вызывали злость. Мы оба наговорили столько лжи, столько нагрешили друг против друга – и против всех тех, кто становился на нашем пути. Один раз я попытался ей сказать. Это было во время суда. Явился в здание суда заранее, чтобы застать ее одну. Она была одета в синее – в мой любимый оттенок синего. Это был ее день рождения.
– С днем рождения.
Она подняла глаза. От чувств, которые она будила во мне, мое сердце бешено забилось, как всегда, когда она смотрела на меня.
– Я удивлена, что ты помнишь.
– Почему?
– О, просто за эти годы тебе случалось столько всего забыть.
Я слегка улыбнулся этой колкости.
– Я никогда не забывал тебя…