Порочный круг

Между прочим, ты сейчас именно трясешься... А что касается остального, я попрошу тебя: свяжись с Волом и Мартом — пусть они прибудут в пятый мегаполис. У нас есть о чем потолковать.

* * *

Ну вот, опять. Опять не дают мне спокойно почивать.

Уже второй раз за неделю. До пункта назначения остается всего-навсего восемь часов, и кардинал предпочел бы провести их в постели. Но едва меня забрала дремота, как как-то принялся настойчиво звонить. "Ваше преосвященство, — обратился я сам к себе, — опять без вас не могут обойтись", — и врубил монитор, ударив по клавише с нескрываемой досадой. Однако на экране возник вовсе не мой секретарь, а Скорпион, поэтому мне пришлось переменить заранее подготовленное выражение лица. Мой дружок безо всяких там извинений и вводных слов сказал:

— Включаю телевидение пятого мегаполиса. Там вот-вот начнется большой шухер.

Картинка зашлась полосами, но вот командор подключил усилитель, и изображение стало вполне приемлемым для восприятия, разве что слегка двоилось — все предметы сопровождали полупрозрачные тени. Оператор, тем временем, показывал запруженную толпой площадь. Как я догадался, это был прямой репортаж. Народ гудел. Народ был , возбужден, и что мне не понравилось больше всего, в толпе бряцали оружием. Боевики потрясали бластерами, отзываясь победными воплями на призывы выступающего. По всей видимости, съемку проводили с чердака высотного здания. Как бы подтверждая мою догадку, камера отъехала от окна, и я увидел человека, стоящего около застывшего в напряженной позе цербера:

— По подсчетам полиции здесь, на Министерской площади, собрались до четырехсот тысяч человек. Они запрудили все прилегающие улицы, и, на мой взгляд, силы полиции не в состоянии справиться с этой толпой, тем более, что ее костяк составляют вооруженные формирования запрещенной партии исторической справедливости. Полиция не в силах разоружить их, так как кругом полно незащищенных людей. Как такое могло произойти? Почему на улицы вышла десятая часть населения города? Ситуация уже вышла из-под контроля. Уже вовсю слышны призывы штурмовать базу экспедиционного корпуса, что само по себе бредово, ибо бластерами ничего не добьешься. Даже те несколько ракетных установок, непонятно как оказавшиеся у реакционеров, ничего не решат. Куда смотрела мэрия? Почему наши дети должны становиться заложниками кучки безответственных политиков, призывающих людей к настоящему безумию...

Репортер продолжал негодовать, но в его голосе я не услышал ноток истинного сожаления. Все произносимые фразы неслись в эфир только потому, что так требовало руководство. А в душе репортера ощущалась только радость от того, что он оказался в гуще событий.

Камера опять подъехала к окну и до меня стали доноситься крики выступавшего:

— Они сидят там на запасах продовольствия, которых нам хватило бы на год! Они не дают нам ничего, ни одного рабочего места, ни копейки в казну. Наоборот — мы перечисляем им пять процентов бюджета!

Толпа опять заревела, замахала транспарантами и колоритными флагами. Снова в воздух уперлись стволы поднятых в приветствии бластеров, но этот рев потонул в поистине громоподобном голосе:

— Граждане! С вами будет говорить митрополит Валентин!

По толпе пробежало легкое замешательство, и в этот момент камера крупным планом показала какую-то бабу из первых рядов, окружавших трибуну, вероятно, известную одиозную фигуру мегаполиса. Она тыкала пальцем в небо. Она негодовала, показывая на зависшую авиетку, с которой собирался вещать архиерей, и вопила в усилитель, обращаясь, по всей видимости, к экипажу легкой ракетной установки, стоящей неподалеку и красовавшейся намалеванным белой краской крестом на броне:

— Сбить! Немедленно сбить!

Боевики тотчас скрылись в люке, башня взяла на прицел летательный аппарат, но выстрелов не последовало.

— Ой, мамочки, что сейчас будет... — раздался за кадром сдавленный, перемежающийся судорожными всхлипами женский голос.

— Таня, Танечка, ну, успокойся... —.и камера мельком показала, как в глубь здания увели напуганную женщину с наушниками на голове — вероятно, звукооператора.

— Сограждане! Братья и сестры! — пронеслось тем временем над площадью. — В этот час мы стоим на пороге непоправимого...

Но в это время раздался взрыв. Обломки ретрансляционной авиетки рухнули прямо в гущу людей. Истеричные визги и вопли раненых потонули в канонаде. Сверху над площадью кружили полицейские авиетки, засыпая ее слезоточивыми гранатами. Но в их строй врезались другие машины, поливая зарядами все вокруг себя, и вот уже груда обломков сыпалась вниз, калеча уйму обезумевших людей. Что было дальше, я не увидел. Цербер плечом оттолкнул оператора, и комнату стали сотрясать звуки гранатометного огня.