Порог греха

Я тоже принял свой крест добровольно. Это моё безумие, граничащее со счастьем. Но счастлив ли я? Не знаю. Наверное, да. Ведь я исполняю долг свой перед теми, кто не может сам постоять за себя».

Алесь притворялся спящим. Лежал, прислушиваясь, как шелестят страницы под рукой Ксении. Иногда она потирала рукой затылок, покручивала головой, а то и оглядывалась на Алеся. Ему хотелось сказать, что он не спит, не может заснуть, но не решался – спугнёт творческое настроение гостьи. Знал по себе! Ксения читала и что-то записывала в своём блокноте. Далеко за полночь щёлкнул выключатель настольной лампы. Алесь послушал шуршание постели Ксении и незаметно уснул.

Проснулся он, как всегда, затемно, или, как бы сказали деревенские жители, с первыми петухами. И потом целую вечность лежал неподвижно, боясь громко вздохнуть или кашлянуть, чтобы не потревожить сон гостьи. Но и она тоже проснулась в петушиное время и тоже притаивалась в постели, чтобы не разбудить хозяина. Напряжённую обстановку разрядил Андакан: он почувствовал, что Ксения не спит, и запрыгнул к ней на топчан. Она сдавленно засмеялась, вступила с ним в борьбу.

– Ай, ай, ай! – усовестил Андакана Алесь. – Ты почему не даешь человеку поспать?

– Доброе утро! – пропела Ксения. – Он не виноват! Я сама проснулась. Удивительное дело: три-четыре часа – и готова к новой работе! Голова свежая, мысли ясные!

– Вы ещё поблаженствуйте в постели, а я печку затоплю.

Алесь включил настольную лампу. Сухие дрова, уложенные в топку с вечера, взнялись огнём с первой спички. Он вышел на «балкон». Ксения занялась личным туалетом. Закончив, позвала его.

За завтраком они решили провести день так: первую его половину Ксения продолжит знакомиться с дневником и рукописями Алеся, вторую – с островом Буркачан. Чтобы не мешать гостье, Алесь с Андаканом ушли к озеру. Ксения не без удовольствия устроилась за столом. Голова была свежей, хотелось работать. Записи Алеся избавляли её от необходимости задавать ему некоторые вопросы. Ответы она находила в откровениях автора. Он не философствовал, он выплёскивал боль:

«Когда страна процветает, в ней рождаются патриоты и герои. Когда в ней всё рушится и падает, появляются полчища ненасытных в воровстве чиновников и бандитов. Они нахрапом разворовывают и растаскивают страну, а простой люд призывают жить по закону и совести. Разве это не абсурд?»

«Меня считают преступником. Но я не более злодей, чем те, кто стоит у власти. Именно они принудили меня стать таким, какой я есть в настоящее время. Я сам себе определил право на следствие, защиту, суд и наказание. Всю свою жизнь, начиная с детского дома, я жил по чужим правилам и чужим указкам. А теперь живу только по своим и чувствую себя человеком с большой буквы. Даже по лезвию ножа я хожу по собственному разумению, а не чьей-то властной прихоти!

Моралисты обвиняют меня во всех смертных грехах. Они не дают себе труда задуматься, что мораль исторически обусловлена. И в данной исторической обстановке со мной, а значит народом, аморально поступает государство. С одной стороны, необузданное богатство и роскошь, с другой – вопиющая бедность и нищета. Законы чести и морали для властной своры – пустой звук. Идёт тихая гражданская война. И я в ней – партизан, как некогда мои мама и папа».

К полудню вернулся Алесь.

– Хватит, – сказал он твёрдо, – пойдёмте гулять! У вас мало времени. А свои записки я вам подарю, – неожиданно для себя пообещал он.

– Вот это здорово! – искренне обрадовалась Ксения.