Ей пришел вдруг на ум сказочный царевич Гвидон, которого заключили в бочку и бросили в море. Нечто подобное происходит и с нею. Вовлеченная в поток, ставшая как бы частицей его, она постоянно ощущает движение волн, подчиняется этому движению, но, как„ни вслушивается в плеск воды, все равно не может угадать, уловить, распознать, куда, к какому берегу несет ее. Лишь одно несомненно в ее положении— что куда-нибудь да прибьет ее волна; куда-нибудь да прибьет. Так, может быть, потерпеть, подождать? И уж потом только, ощутив наконец под собою заветную твердь — решать, как быть дальше? в какую сторону направиться? В конечном счете, не так уж долго и ждать теперь. Чем-то ведь должно же завершиться наше покушение! Скорее всего царь будет убит; пройти через три взрыва (под Одессой, в Александровске и здесь, у нас) и остаться после всего живым и невредимым — это уже нечто из области фантастического! Да, на сей раз смерть не минет его. И тогда сразу отпадут все сложности, сами собой отпадут; многое из того, что мучит сейчас, покажется детским преувеличением, вызовет улыбку; и наступит ясность.
Да, надо подождать…
Дав себе эту отсрочку, Соня почувствовала некоторое облегчение. Будто и тяжесть в теле, в мышцах поубавилась несколько. Да нет же, глупость, посмеялась она над собой: просто отдохнула, отлежалась.
Она спустилась вниз. У окошка торчал уже Гольденберг.
— Забастовал старичок, — обернулся он к Соне. — : Так и не появился.
— Может, заболел?
— Сходи проведай…
Прислушиваясь к себе, к тому, что происходит в ней, она с радостью, но вместе и с чувством легкого удивления отметила, что, кажется, на душе и правда полегчало; как переменчив человек, удивлялась она, как, в сущности, мало нужно, чтобы он по-другому стал смотреть на мир… Остаток дня Прошел без нервов, даже и весело. Отоспавшись вдосталь; мужчины уже не хмурились; балагурили, дружески подкалывали друг друга. Такими вот Соня больше всего и любила их. Ах, как хорошо, как славно, как мило было в этот вечер! И совсем чудно стало, когда Айзик Арончик привел вдруг и ним — вот уж не ждали, не ждали! — Николая Морозова.
- Ты, откуда?
— Из столицы, вестимо…
— Так-таки из Питера?
— Так-таки… не видите, пар еще от кастрюльки!
— Надолго к нам-то?
— Пока не прогоните…
Морозов оглядел горницу, рассмеялся:
— Перестарались, братцы! С портретами-то. Не присутствие все-таки, — дом!
Он имел в виду портреты членов царской фамилии и митрополита Филарета, которыми были увешаны стены. Соня уже пригляделась к ним, не замечала, а на свежий взгляд, верно, такая вот подчеркнутая верноподданность и впрямь могла вызвать улыбку. Но только они, новые владельцы дома тут ни при чем: засиженные мухами, портреты эти по «наследству» достались, от прежнего хозяина, от Кононова, — не снимать же! Нет-нет да захаживают к ним, по старой памяти, соседи — пусть видят, что мещане Сухоруковы царю-батюшке всею душою преданы…
— Хитры, хитры, ничего не скажешь, — посмеивался Морозов. — А то я уж, грешным делом, возрадовался: думал, сам «Дворник» (то было прозвище Михайлова) не углядел!
— Углядел, углядел, не бойся! — отшутился Михайлов. — Ты лучше расскажи, как тебя Оленька сюда отпустила? (Оля Любатович не так давно стала женой Морозова).
— Она у меня умненькая. Сама послала.
— Прогнала, поди!
— А у вас тут весело! — смеялся Морозов. — Хорошо, братцы, право, хорошо!
Тут же он потребовал, чтобы ему показали подкоп — прямо сейчас, раньше всего. Его стали отговаривать, не к спеху, мол; он, чудак, обиделся даже, запетушился, усмотрел в этом то ли недоверие, то ли еще что. Пришлось объяснить ему, что галерея в любой момент может обрушиться; вот укрепим ночью промоину, тогда другое дело; и вообще, друже, не беспокойся: сия чаша не минет тебя, никак не минет…
— Ничего не понимаю! — воскликнул Морозов. — Такая беда у вас тут, того гляди вся затея лопнет, а вы — чуть не в гопак от радости!
Он, Морозов, вообще был любитель обличать, часто не разобравшись, с наскоку; над этой его слабостью постоянно трунили.
— Тебя вот ждали: вместе попереживать, — с серьезно-печальным видом сказал Баранников.:
— Нет, вы какие-то ненормальные! А если бы я не приехал?.. — Тут же сам и рассмеялся — Занесло, братцы. Со мной иногда это бывает.
Лева Гартман сделал большие глаза:
— Неужели?!