Порог. Повесть о Софье Перовской

Именно благодаря этому, в частности, становился известен чуть не каждый шаг начальника московского жандармского управления Слезкина, занимавшегося розыском супругов Сухоруковых. Как того и следовало ожидать, прежде всего были опрошены соседи, — с замиранием в сердце Соня читала знакомые фамилии: Кононов, Матрена Суровцева, муж и жена Седоковы, даже бабку Трофимову не забыли! Главное, требовалось от всех от них, — обрисовать внешность Николая Сухорукова и его жены Марины Семеновны. Но, как чаще всего и бывает, когда имеется много свидетелей, показания их были противоречивы. Одни, например, говорили, что Гартман высок ростом, другие — что, напротив, приземист, коренаст; действительно, можно только посочувствовать бедному Слезкину… Самое же удивительное, что важнейшая примета Гартмана — рыжеватая его шевелюра — каким-то образом ускользнула от внимания соседей. Что же до нее, до Сони, то, по описанию соседей, внешность ее была более чем ординарной, даже обидно! Правда, свидетели находят, что лицо у нее чистое и красивое… Малого роста? Пусть так. Блондинка? Господи, всю жизнь считала себя русой, к тому же с пепельным еще оттенком! Темные брови? Точнее было бы сказать — темнее, чем волосы на голове… Что ж, переписывая это сообщение «ангела-хранителя», усмехалась Соня, пусть себе ищут красивую блондинку с темными бровями двадцати двух лет от роду, — это в мои-то двадцать шесть!..

Следующее — через два дня — сообщение «ангела-хранителя» было уже настораживающим. Московские жандармы явно не дремали. Им удалось установить, что Сухоруковы до переезда в купленный ими дом некоторое время жили в доме Кузьмина у Чистых прудов, в Кривом переулке. Если учесть, что Соня с Гартманом жили в Кривом этом переулке крайне недолго, с неделю, притом без прописки, следовало признать, что сотрудники господина Слезкина добились немалого в своем расследовании.

На другое утро Михайлов, протягивая Соне очередной листок с убористыми строчками, сказал хмуро:

— Раскрыт Гартман.

— Каким образом?

— Его опознала Кузьмина. Александра Кузьмина. Домовладелица, что ли? Я так и думал.

— По фотографии?

— Да, арестантская фотокарточка.

— Странно, — сказала Соня. — Почему же в таком случае не опознали и меня?

— Ты, кажется, в обиде на них за это? — невесело усмехнулся Михайлов. — Я думаю, просто твоей карточки не оказалось под рукой. Судя по всему, тебя они ищут другим способом.

— То есть?

— Прочти, здесь все написано.

Соне была посвящена добрая половина листка. Слезкин доносил по начальству, что в Москве подвергаются проверке все женщины, носящие фамилию Сухоруковой, и в придачу все Марины Семеновны, уже независимо от их фамилий, тех и других набралось несколько сотен (то ли жалуясь, то ли стремясь доказать свое усердие, подчеркивал Слезкин, но розыск, еще не законченный правда, пока что не дал результата.

Посему в целях ускорения розыска Слезкин обращается к своим столичным коллегам с просьбой аналогичную проверку провести в Петербурге. Однако в Третьем отделении (от себя уже сообщал «ангел-хранитель») отказались от этой затеи — ходя из предположения, что паспорт на имя Сухоруковой скорей всего был подложный. Соня подняла глаза на Михайлова:

— Лева знает об этом?

— Пока нет. Я не уверен, что ему вообще нужно говорить. Соня была неприятно удивлена.

— Но почему?

— Боюсь, он примет это слишком близко к сердцу. При его впечатлительности…

Соня все равно была не согласна с ним. Лучше знать все, самое худшее даже, чем пребывать в неведении счастливом.

— Где он?

— В надежном месте, — почему-то уклонился от прямого пета Михайлов.

Соня не настаивала, ей и в самом-то деле необязательно было знать. Она сказала только:

— Самое надежное — переправить его за границу.

— Тебя тоже не мешало бы, — буркнул Михайлов. — Но, как и ты, он и слышать об этом не желает.

Вскорости настал, однако, день, когда отпали последние сомнения: Гартману необходимо, и притом как можно скорее, покинуть пределы России. Утром газеты поместили официальное извещение о том, что одну из самых главных ролей в Московском подкопе играл архангельский мещанин Лев Николаевич Гартман (далее следовали биографические сведения). Мало того, прямо на улицах, на афишных тумбах, были наклеены казенные объявления с его фотографическим изображением, описанием примет (средь них главные — рыжие волосы и рубцы на шее от перенесенной в детстве золотухи и обещанием большой награды за его поимку. На Гартмана все это подействовало очень худо. Им вдруг овладела навязчивая идея — не даться в руки властей живым. При малейшем шуме в коридоре гостиницы, где он жил по надеж ному паспорту, он начинал баррикадировать изнутри свою дверь столами и стульями, не учитывая того, что такими «предосторожностями» можно скорее обратить на себя внимание В этом его состоянии его ни в коем случае нельзя было ос тавлять одного. Решили, что ему следует перейти сюда, в конспиративную квартиру на Гороховой.