Пороги

— Хотел простые деревенские ворота, а водрузили якобы символ. Поощрили местного скульптора. Присоединились художник, писатель, даже композитор зачем-то. Я поартачился было, а потом подумал — пусть стоит. Детишкам нравится. Ну, а о прошлых жителях у нас свой символ. Сам потом все оглядишь. Так что приехали. Выбирайся, дальше пешком.

В это время перед ветровым стеклом неожиданно нарисовалась несуразная, не очень твердо держащаяся на ногах фигура.

— Опять? — строго спросил Чистяков, выбравшись из машины.

— Велено категорически отсутствовать на неопределенное время. Чтобы, значит, пейзаж не портить. По этому поводу позволил. Обидно стало. Кто за скотом приглядывать будет? Шамана они хрен отыщут, а Степан у себя находится, как ни в чем не бывало. Не чешется даже.

— Степана мы убережем, не переживай. А ты давай отсыпайся после ночного дежурства. Завтра чтобы в шесть ноль-ноль как стеклышко.

Фигура, приложив руку к несуществующему козырьку, пошатываясь, побрела к ближайшим кустам.

— Тяжелое наследие недавнего режима, — усмехнулся на мой вопросительный взгляд Чистяков. — Пригрелся при нашей ферме. И скотник, и пастух, и выпить не дурак. Но человек добрый и безобидный. Как-то даже от нечаянного пожара нас уберег. Степан однажды изрек, что без него наш музей не вполне полноценный получается. Двинули?

Вступив на территорию музея, мы медленно пошли серединой, казалось бы, обычной деревенской улицы. Простые деревенские избы, дворовые заплоты, амбары, загоны для скота, баньки… Какие-то подворья я даже узнавал — Редутовские. Как и тогда, на острове, вдруг показалось, что вот-вот распахнется дверь избы, выйдет хозяин или хозяйка. Или ребятишки мал мала меньше кучкой выпростаются за ворота и с любопытством уставятся на незнакомцев.

— Узнаешь? — оглянулся на меня Чистяков. — У меня тут пришлые интересуются иногда: «Какой смысл сохранять все это? Так давным-давно уже никто не живет и жить не будет. А вы такие деньги и труды на это представление затратили. Ну, было и было, пример, что ли, с них брать?»

— А вы им что на это?

— Все то же, что ты не раз от меня слышал, когда я только начинал задумываться над этим: каждый музей это печать бессмертия. И не только любопытства ради, но ради будущего спасения. Чтобы понять, наконец, для чего мы вообще существуем.

— Доходит?

— Кому как. А вот и наши хоромы. Узнаешь?

Мы стояли перед воротами в избу Немыки, в которой когда-то поневоле прижились почти на неделю, и это вроде бы нечаянное проживание круто изменило всю последующую жизнь как Чистякова, так отчасти и мою.

Я наклонил голову и перекрестился. Вспомнил оставленное когда-то как завещание-предупреждение Немыки: «Без поклона и креста в мою избу не входить». Узнали мы о нем, к сожалению, не сразу.

Чистяков последовал моему примеру.

Забор перед избой был по-прежнему глухой и высокий, правда, подлатанный кое-где явно недавними пиломатериалами. Открыв калитку, мы ступили на старые лиственничные плахи двора и направились к крыльцу. В это время за стеклом одного из окон довольно отчетливо обозначилось и тут же исчезло женское лицо. Я невольно вздрогнул и приостановился. Чистяков, словно угадав мою растерянность, оглянулся на меня и объяснил:

— Мой заместитель, секретарь, а в случае экстренной необходимости великолепный кулинар, знаток таежных блюд и разносолов Валентина Ивановна. Заждалась. Я обещал точно по расписанию, а получилось как получилось. Придется повиниться.

В знакомые апартаменты Немыки я входил с недоверием, ожидая неизбежных необходимых при переезде перемен. Но сени были по-прежнему завешены пучками сухих трав, а в самой избе почти ничего не изменилось. Разве вот только тяжелый рубленый стол был застлан праздничной расшитой скатертью и щедро накрыт к предстоящему застолью.

— Уважаемая Валентина Ивановна, приносим глубочайшие извинения за вынужденное опоздание. Впредь обещаем строго придерживаться.

Уважаемая Валентина, к моему удивлению, оказалась молодой и весьма симпатичной женщиной. Она укоризненно покачала головой, улыбнулась и приказала:

— Мыть руки и немедленно за стол. Опоздание прощаю. Когда встречаются старые друзья, задерживающие обстоятельства неизбежны. А гостю они особенно простительны. Как по-вашему, сильно изменился Братск с тех пор, как вы его покинули? — обратилась она ко мне.

Я пожал плечами:

— Изменился, конечно. Внешне не очень. Надо будет ещё приглядеться, пообщаться.

— А все-таки, в лучшую или в худшую сторону? Хотя бы на первый взгляд.

— Думаешь, легко ответить на твой вопрос? — вмешался Чистяков. — Как, по-твоему, в лучшую или в худшую сторону изменился мир за последние десятилетия?

— Я так далеко не заглядывала. Я только про Братск спросила. Личную точку зрения всего-навсего.

— Поделюсь: личная точка зрения нашего уважаемого гостя заключается в том, что все мы в настоящее время проживаем в «преддверии».

— В каком «преддверии»? — удивилась Валентина.