Пороги

— Клуб что ль какой, Федоровна, сорганизовать собралась? Навроде ветеранов каких…

— Историю вам, старики, рассказать одну хочу. А сюда тех позвала, кто во время войны и после войны от голоду здесь пух, кто здесь тогда землю пахал, детей ростил… Каждый к этой истории слово свое может добавить.

— Что и говорить — поднатужились мы тогда, до сих пор спины не разогнуть.

— Я как на нынешних посмотрю — Господи! И чего только нет у них. Так-то подумаешь, а ведь через нас все…

— Рассказывай, Марья, рассказывай…

— Напомнить я вам, старики, хочу, за што за Анисимовым моим в сорок девятом пришли. В аккурат по весне по самой. Весна-то была какая, помните?

— Чего и говорить. Председатель был, сейчас поискать таких-то…

— И на ордена не глянули, на боевые заслуги…

— Все на себя взял. Всё как есть…

— Это ж Лытка тогда на него петицию написал. Он, ирод…

— Не сказывал, Марья, чего не вернулся после амнистии? Неужели столь лет обиду держал на нас?

— Не об этом говорите вы всё. Вон Мизанова на свою родненькую не наглядится сейчас, не надышится. Внукам радуется. А помнишь, Дашка, какой заморыш она у тебя была? Не чаяла, небось? Не разреши тогда Анисимов хлеб из-под снега собрать, отходила бы ты её? Нет, ты скажи, отходила бы?

Старуха Мизанова заплакала.

— Ты, Николай Петрович, первый колоски собирал, до разрешения председателева. Не возьми он тогда все на себя, куда бы ты загулял? Не спрашивал себя?

— Не говори, Фёдоровна, загулял бы, как есть загулял бы. А что ты делать будешь? Трудодня и до зимы не хватило…

— Промолчали тогда, знали — одному ответ.

— Ты, Марья, говори, чего затеяла? Не тяни душу.

— Верно, Марья, чего вспоминать теперь. Не вернешь ничего…

— Врач сказал, если он на зиму тут-то останется — не жилец больше. Надо ему от нас надолго податься. Мне вот Лытка деньги принес… Пускай, говорит, едет и лечится.

— Неужто правда?

— Не взяла я. А душу он мне вывернул. Неужели, думаю, кто знает его, не помогут? Кто всё знает… У него-то у самого — как ушел, так и пришел ни с чем. Только и есть, что ордена старые. Сберегла я их. И молчит все…

— По скольку ж собирать-то?

— Так побольше надо. Чтобы действительно помощь была, а не подачка какая. Чтобы от души еще было, — сказал старик Кузьменков.

— Тебе что ль несть, Марья? Аль к нему прямь?

— Не удумай — к нему. Он и знать-то ничего не должен.

— Я-то свою пенсию невестке сдала. Не знаю теперь прямо…

— Одолжи у кого. Или невестке скажи.

— Ей скажешь…

— Павлу Егоровичу обсказать все надо. А то неладно выйдет.

— Сама скажу.

Сомневаемся…

Переполненный зал старенького деревенского клуба гудел от голосов и выкриков. На сцену поднялся и встал перед столом президиума Степан Погодаев. Он выждал, когда шум немного притихнет, и сказал:

— Считаю, нам сразу надо делать скидку на плохой результат. Не собрать нам по семнадцать центнеров на круг. Да и с кормами, судя по всему, закукарекаем.

— Ты, Степа, как Господь Бог, всё наперед знаешь, — выкрикнул кто-то из зала.

— Верно он говорит, не потянем нынче!

— Это что за обязательства будут — меньше, чем за прошлый год. Куры засмеют…

Председательствующий главный инженер постучал по столу:

— Обосновывай свой пессимизм, Степан. Слушаем…

— Не пессимизм это. Реальный, как говорят, учет обстоятельств. Трезвый. Без ремонтных остались до весны, а то и до лета? Остались. Думали, к зиме переселимся все — выходит, опять весной или летом. Самая работа, а тут у кого о чем голова болеть будет. Это, как некоторые тут говорят, субъективные всё причины. А главное — на новых землях сеять будем. Что мы с них получим — знаете? На круг со всем, что есть, хорошо, если по пятнадцать дадим. А то и того меньше.

Перфильев спрыгнул со сцены и вернулся на свое место. Многие спешили тоже высказаться.

— Зачем на новых-то сеять? Пускай под паром лежат.

— Старые пустоши распахивать надо!

— С кем ты их распахивать будешь? Люди где?

— Павел Егорович, — поднялась одна из доярок. — Интересуемся, куда скот с новой фермы пастись погоним с весны? Выпаса от ней все дальние. Если на каждую дойку ездить, ноги протянешь.

— И трехразовая дойка полетит, — поддержала ее соседка.

— Поселим вас с коровами, бабоньки…

Зал бушевал. Смолин внимательно прислушивался к выкрикам и делал торопливые пометки в блокноте.

Поднялся бригадир кормозаготовительного звена:

— Прошу записать о пресса́х. Пресса́ вот как нужны будут. В сентябре затоплять начнет, корма бегом вывозить надо. Если не запрессуем — половину растеряем.

— Возить-то на чем собираешься?

— Шефов просить…

— Даст тебе «Сельхозтехника», разевай рот…

— О парниках чего никто не говорит — будут-нет?

Председательствующий встал, постучал пробкой по графину. Шум стал стихать.

К слову пришлось

В доме Смолина были сдвинуты с привычных мест вещи, на столе свалены стопки книг, которые Виктор просматривал, складывая в большой ящик. В дверь постучали.

— Не заперто! — крикнул Виктор.

В комнате осторожно возник Лыткин.

— Сам дома? — спросил он.

— Ещё нет. Он обычно поздно приходит.