Пороги безмолвия (СИ)

— Хотел бы я ещё знать, что в ней такого особенного, — прервал диалог двух слизеринцев Дамблдор. — Чтобы спланировать похищение ради выкупа, должен быть серьезный мотив.

— Ну, тетрадь была мощным артефактом, — начал размышлять подросток, — возможно, он надеется извлечь из неё какую-то выгоду.

Директор промолчал, то ли не зная, что предположить, то ли не желая посвящать в свои мысли окружающих.

— В любом случае, нужно известить авроров, — решил Северус, поднимаясь из-за стола.

— Да. Я сейчас же займусь этим, — ответил старик. — Будь добр, пригласи ко мне Минерву.

Мастер зелий кивнул и вышел из кабинета.

— Скажите, мистер Арчер, — окликнул мальчика Дамблдор, когда тот уже собрался уходить, — а где сейчас эта тетрадь?

Том пожал плечами:

— Понятия не имею, — признался он. — Кажется, Гарри забросил её в какой-то ящик и оставил у магглов.

— Понятно, — директор обратил задумчивый взгляд в окно и больше ничего не сказал.

Поняв, что на этом разговор окончен, Том оставил старого волшебника наедине с его мыслями.

*

Гарри потерял счет времени.

Сначала он изо всех сил старался не терять связи с реальностью. Пытался каким-нибудь образом вычислить, где находится, или хотя бы расслышать, что творится за стенами его камеры. Но вокруг было темно, холодно и тихо, как в могиле. Иногда мальчику мерещились какие-то блики и звуки, но очень быстро он понял, что тьма и одиночество играют с ним злые шутки. Его словно заживо похоронили в этом каменном гробу, откуда не было выхода. Несколько раз подросток обходил по кругу своё узилище, ощупывая влажные каменные стены, пытался найти дверь, определить, насколько она прочная, но та словно испарилась. Вокруг был только голый камень и оглушительная тишина.

Гарри невольно усмехнулся, думая о том, что так, должно быть, чувствовал себя Тот-Кто-Говорит. Волшебник из легенды, что рассказала ему Луна. Человек, живущий во тьме и тиши, но способный разговаривать с самим мирозданием. Этот маг пожертвовал слухом и зрением ради великого дара. Размышляя об этом, Гарри прекратил свои бесплотные попытки выбраться, сел на пол, привалившись к стене, и закрыл глаза, размышляя о том, что будь у него такая способность, он наверняка бы смог выбраться.

По-настоящему голод и жажда начали терзать его только через несколько дней. Подросток больше ни о чем не мог думать, не мог связно мыслить, почти не мог дышать. Иногда ему казалось, что тьма наваливается на него огромной массой и душит, одновременно сдавливая горло и рёбра. Тишина сводила его с ума. Но, несмотря на весь этот хаос в душе мальчика, стихийная магия по-прежнему никак себя не проявила. Слизеринец решил, что так даже лучше. Чтобы он делал, вырвись она из под контроля сейчас? После приступов он был еле живой, вряд ли он смог бы сбежать в таком состоянии.

Чтобы только окончательно не сломаться, Гарри без конца бормотал что-то себе под нос, слушал собственный голос и убеждался в том, что ещё жив. Ему казалось, что он здесь уже целую вечность, запертый в этом застывшем мгновении. Что каменные стены вот-вот истлеют от времени, и он выберется на волю в совершенно иной мир, которой о нём даже не помнит и которого он сам уже не знает. Его измученное сознание рождало перед ослепшими в темноте глазами дикие, страшные картины чужой реальности за стенами этой камеры, и тогда Гарри снова и снова повторял, что этого не может быть, что это просто фантазии и скоро всё это закончится, потому что он либо окончательно лишится рассудка, либо умрёт.

Никто так и не пришел за ним. Ни друзья, ни враги, словно он остался один во всем мире. Слизеринец постепенно терял надежду на спасение. Терял веру в то, что выберется отсюда. Все стало бессмысленным и безнадежным.

Бледно-желтый огонек, парящий под потолком, мальчик заметил не сразу. Он был совсем крохотным и слабо подрагивал, двигаясь из стороны в сторону, пока подросток отрешенно следил за ним. “Ну вот, я схожу с ума, — расстроенно думал слизеринец, наблюдая за странным явлением. — Или умер... тогда почему мне до сих пор так холодно?”

Постепенно маленькая искра света спускалась все ниже, росла, меняла форму, приобретая пока неясные, размытые очертания. Заинтригованный, Гарри сел, привалившись к стене, стараясь не обращать внимания на слабость и головокружение. Он цеплялся за безумную надежду, что всё это ему не мерещится, что объятый мягким светом силуэт, парящий в воздухе — реален. Мальчику вдруг подумалось, что именно так, должно быть, и выглядит та самая Светлая Тень.

Стоило ему помыслить об этом, и мерцающий силуэт вдруг ярко вспыхнул, ударив по отвыкшим от света глазам подростка резкой болью, а на месте безликого фантома оказалась юная девушка, с ног до головы окутанная серебристым мерцанием.