Поросль

– Да уж, – сказал Димка, присаживаясь на обрубок трухлявого тополя. – Везет нашему классу на таких.

– А че вы хотели, – философски изрекла Таня, прижимая ладонь козырьком к глазам. – Они же нищие, и мать алкашка. Откуда там мозгам взяться?..

Шаг. Другой. Третий. Машка шла вперед, пытаясь не ощущать пульсирующую в ушах боль от громкой музыки. Ладони вспотели и задрожали. Воздух странно похолодел, словно бы чувствуя Машкин страх.

Но она шла. Помнила, как смотрели Таня и Димка, когда Федя скатился трусливо с насыпи, сбежал раньше времени. А она, Машка, должна справиться.

Она ведь смелая.

Вдалеке показался поезд – сонный машинист не заметил маленькую фигурку, бредущую по шпалам, склонившую низко голову. Машка шла, сгорбившись, и чувствовала, как вдалеке задрожал воздух, как земля под ногами едва ощутимо завибрировала, как что-то изменилось…

Поезд.

Главное, не бояться. И у нее все получится.

– Едет, – сказала Таня, привлекая внимание друзей. – Как думаете, через сколько она соскочит?

– Да вот-вот уже, – фыркнул Федя.

– Эх, ребят, чувствую, не пройдет она испытание супергероев. И не сможем мы, к сожалению, больше брать ее с собой, – с преувеличенной серьезностью сказал Дима, и все они дружно расхохотались.

Поезд мчался, громыхая колесами, не сбавлял ход. Одна, вторая, третья шпала – они мелькали перед глазами девочки. Вот тут на древесине расползлось черное масляное пятно, а тут у самых шпал пробился запоздалый зеленоватый росток. Машка вышагивала, пытаясь спиной почувствовать приближение поезда.

Ощутить кожей. Учуять что-то по запаху.

Перед глазами стоял Федька, разочарованный и бледный, и Машка закрыла глаза, настраиваясь.

Сонный машинист наконец-то заметил девчонку на путях – дал гудок, чтобы согнать ее со шпал, но Машка брела вперед, ничего не слыша. Ближе, ближе, с каждой секундой ближе.

Машка шла. Поезд выл, предупреждая об опасности.

Споткнувшись, девочка чуть не упала, но выровнялась и пошла дальше. Дрожь, звон, вибрация. Уже близко. Скоро…

– Эй, она глаза закрыла, – встревожено произнесла Таня, и Димка поднялся со своего бревна. Теперь все они вглядывались в бледное Машкино лицо, едва различимое там, вдалеке.

По вискам у Машки текли капельки пота, руки стали ледяными. Сердце стучало в ушах, перебивая даже громовые раскаты музыки. Девочка изо всех сил пыталась почувствовать.

Вот. Уже сейчас, скоро…

Поезд вновь зашелся гудком, приближаясь и приближаясь с каждым мигом. Машинист, выматерившись от души, сорвал тормоз, пытаясь сделать хоть что-то. Таня и Димка замахали руками, надеясь, что Машка их увидит, но девочка до сих пор шла с закрытыми глазами.

– Маша! – заорала Таня изо всех сил, бросаясь вперед, но Димка поймал ее за руку, не давая вырваться.

Рев.

Поезд пронесся мимо, в лицо ребятам ударил пропитанный полузабытым летним зноем и шелестом кирпичной листвы воздух. Все замерли, словно бы играя в какую-то жуткую игру, окаменевшие статуи с распахнутыми ртами.

Море волнуется раз. Море волнуется два. Море волнуется три…

Мертвая фигура замри.

Только вот застыли почему-то еще живые.

Таня в ужасе распахнула рот.

– Господи, мои наушники… – пробормотала она и отвернулась, зажимая руками рот. Ее вырвало. Страх, сковавший нутро, прорвался наружу вместе с обедом.

Поезд, тормозящий изо всех сил, замедлял свой ход – лязгая и постанывая, он напоминал исступленного старца, который изо всех сил пытался распрямить артритные суставы. Кроме этого жуткого металлического лязга в воздухе больше ничего не было – рядом зазвенел, было, последний летний комар, но, не желая отведать застывшей от страха крови, улетел.

– Она же отпрыгнула в ту сторону, да? – жалобно и тихо произнес Федя, уже не боясь своей трусости. – Она же поднимется сейчас, да?..

Димка отпустил Таню и молча полез наверх, на насыпь. Поезд почти затормозил.

Таня, едва переставляя ватные ноги, поползла следом за старостой, спортсменом и просто любящим сыном. Федя пошел за ними, но, испугавшись в последний момент, присел на сваленный тополь.

…В последний миг Машка поняла, что пора – поезд уже пыхтел ей в самую спину, щекотал лопатки тугими струями воздуха. Решившись, девочка наконец-то распахнула глаза, замешкавшись, в какую сторону ей лучше прыгнуть. Улыбнулась, нервная и взвинченная, приготовилась…

Чернота. Поезд пронесся сквозь нее, погребая под тяжелым брюхом.

Она не успела совсем чуть-чуть.

ГЛАВА 2

Аяна

Аяна сидела на продавленном диване, покачивая на руках Петьку, и от каждого ее резкого движения диван мученически скрипел старыми пружинами. Петька орал – уже не хныкал, не канючил, а орал, вырывался, весь побагровевший от натуги, молотил кулачками старшую сестру.

С самого утра у него болел живот, вздутый воздушным шаром, и Петька справедливо считал, что вместе с ним должны мучиться и все остальные члены семьи.

Только вот до боли Аяны ему не было никакого дела.

Боли душевной, не физической – никаких больных животов, только вот внутри засело что-то занозой, колет при каждом вздохе…