Читаем Портрет полностью

— Конечно. Записал интервью с поэтессой Зульфией. Она рассказывала, что Константин Михайлович помогал материально поэтам, которые были вместе с ним в эвакуации. Например, Анне Ахматовой.

— Он был такой богатый? — удивился Камлыга.

— Зульфия говорила, что Колас получил так называемые депутатские деньги, ну и поделился ими с Ахматовой. Просто поэты редко бывают богатыми.

— Бедность и богатство — понятия относительные, — сказала Тамара. — Ты уже стал богатым?

— Откуда? — посмотрел я на нее.

— Нужно романы писать, — сказал Камлыга. — Так ты едешь с нами в Налибокскую пущу?

— Обязательно, — кивнул я. — Смонтирую передачу про Якуба Коласа и поеду.

— Хорошая компания собирается, — усмехнулся Саня, — Дима, Петр, мы с Тамарой. Все хариусы будут наши.

Я в этом не сомневался.


2

Поплавок пропал с глаз, и я подсёк. Удилище согнулось в дугу, и я понял, что на крючок засеклась хорошая рыба.

— Не спеши! — крикнул Дима. — Это может быть форель.

Я и сам знал, что спешить не надо.

Сегодня утром мы отправились ловить парами — Саня Камлыга с Петром пошли вверх по реке, мы с Димой вниз. Дима бросал под берега искусственную муху, а я набрал ручейника. На Днепре ручейники сидели в своих хатках на ивняках, окунувших нижние ветки в воду. На этой реке ивняков не было, и ручейники цеплялись за обломанные сучья на перекатах и даже за камни. Но это был тот самый ручейник, любимая пожива речной рыбы.

Я подвел рыбу к берегу и выбросил на песок. К счастью, она не сорвалась в воде.

— А это не форель, — сказал Дима.

Я опустился на колени и взял добычу в руки. Красные плавники на белой чешуе не оставляли сомнений — голавль.

— Классная рыба, — сказал Дима. — За килограмм.

Да, голавль был хорош. На удочку никому из нас он еще не попадался, только на перемет, на который мы наживляли речную миногу. Находить миног в песке под берегом нас научил Петр. Собственно, он был нашим наставником во всем, жена, и та у него была красивее других.

— Так я же биолог! — в недоумении смотрел на друзей глубоко-синими глазами Петр. — Мы пьем только спирт.

Но голавля на удочку не ловил и Петр.

— На что поймал? — спросил Дима.

— На ручейника.

От волнения у меня дрожали руки.

Месяц назад Дима пришел работать в редакцию литературно-драматических программ, и по моей, конечно, протекции. Но его родители были не последние люди в минском литературном окружении, это тоже сыграло свою роль. Мы с ним вместе учились на филфаке, он на белорусском отделении, я на русском. Близкими друзьями не были, но и не враждовали.

— Может, и мне перейти на ручейника? — посмотрел на свою муху Дима.

Мушки он делал сам, и отказаться от них для него было непросто.

— Продолжай бросать, — сказал я. — Если здесь есть хариус, обязательно возьмет. А он есть.

Мы по излучине вышли на открытый берег реки, и я в ошеломлении остановился. На песке под кручей загорали три хорошенькие девушки — черная, светлая и рыжая.

— Наяды! — присвистнул Дима.

«Старшеклассницы», — подумал я. Все-таки у меня за плечами был не только филфак университета, но и год физруком в средней школе.

Судя по взглядам, девушки были не очень рады появлению рыболовов.

— Из деревни, что стоит на шоссе, — высказал догадку Дима. — Но это далеко отсюда.

— Подвез кто-то, — сказал я. — Или на велосипедах приехали.

Мы миновали девушек и опять полезли в кусты. Вдогонку нам долетел смех.

— И зачем ржать? — встопорщил усы Дима. — Рыбаков никогда не видели?

— Школьницы, — хмыкнул я. — Им покажи палец — попадают от смеха. К тому же здесь на всей реке ни души.

— Вот и я об этом.

Девицы девицами, но на первом месте у нас рыба. Я взвесил в руке пакет с голавлём. Есть что показать парням.

Где-то через полчаса повезло и Диме. Из-под кручи, заросшей лещиной, он выдернул хариуса. Он был вдвое меньше моего голавля, но Дима все равно был счастлив.

— Удачный день! — сказал он, засовывая рыбу в мешок.

Руки у него дрожали еще сильнее, чем у меня. Однако ни его, ни меня это не смущало. Рыбацкое волнение отличается от любого другого.

— Слушай, а что у тебя с Мариной? — вдруг спросил Дима.

— С какой Мариной, радисткой? — посмотрел я на него.

— На днях я встретил ее в коридоре, и она передала тебе привет. В гости пригласила. Обещала познакомить с Валькой. Кто такая Валька?

— Красавица, — сказал я. — Влюблены все видеоинженеры.

— Марина тоже красавица, — хмыкнул Дима. — Так что, идем в гости?

— Идем, — кивнул я. — Еще по парочке хариусов возьмем — и к девочкам. Только там не мы будем ловить, а нас.

Дима засмеялся. Здесь, на реке в лесных дебрях, все виделось в розовом свете. И девушки были нисколько не хуже серебряных хариусов, на ощупь такие же упругие.


3

Я зашел в новый дом Союза писателей. Как мне казалось, это было одно из самых шикарных зданий Минска. На втором этаже в нем сидели председатель и секретари Союза писателей, на третьем — консультанты и сотрудники вспомогательных служб. Но самым желанным для молодых писателей был первый этаж, где располагался бар.

И я сразу направился туда.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жизнь за жильё. Книга вторая
Жизнь за жильё. Книга вторая

Холодное лето 1994 года. Засекреченный сотрудник уголовного розыска внедряется в бокситогорскую преступную группировку. Лейтенант милиции решает захватить с помощью бандитов новые торговые точки в Питере, а затем кинуть братву под жернова правосудия и вместе с друзьями занять освободившееся место под солнцем.Возникает конфликт интересов, в который втягивается тамбовская группировка. Вскоре в городе появляется мощное охранное предприятие, которое станет известным, как «ментовская крыша»…События и имена придуманы автором, некоторые вещи приукрашены, некоторые преувеличены. Бокситогорск — прекрасный тихий городок Ленинградской области.И многое хорошее из воспоминаний детства и юности «лихих 90-х» поможет нам сегодня найти опору в свалившейся вдруг социальной депрессии экономического кризиса эпохи коронавируса…

Роман Тагиров

Современная русская и зарубежная проза
Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза