Портрет Дориана Грея

— Ах, жаль, что мы разминулись! Он ничего не просил мне передать?

— Нет, сэр. Обещал написать из Парижа, если не застанет вас в клубе.

— Спасибо, Фрэнсис, можешь идти. Не забудь разбудить меня в девять.

— Да, сэр.

Слуга зашаркал по коридору прочь.

Дориан Грей бросил шляпу и шубу на стол и вошел в библиотеку. С четверть часа он вышагивал по комнате взад-вперед, кусая губы и размышляя. Потом достал с полки Синюю книгу и принялся перелистывать страницы. «Алан Кэмпбелл, Мэйфер, Хертфорд-стрит, дом сто пятьдесят два». Да, он-то ему и нужен!

Глава 14

На следующее утро в девять часов вошел слуга с чашкой шоколада на подносе и открыл шторы. Дориан спал совершенно спокойно, лежа на правом боку и подложив руку под щеку. Вид у него был как у мальчишки, утомленного игрой или учебой.

Слуге пришлось коснуться его плеча дважды, чтобы разбудить. Юноша открыл глаза, по губам пробежала легкая улыбка, будто он еще блуждал в каком-нибудь упоительном сне. Однако ничего ему не снилось. Ночью его не тревожили ни отрадные, ни кошмарные видения. Причина для улыбки юности не нужна. Это одна из ее главных прелестей.

Дориан оперся на локоть и начал потягивать шоколад. В комнату хлынули ласковые лучи ноябрьского солнца. Небо было ясным, в воздухе разливалось мягкое тепло. Утро выдалось почти как в мае.

Постепенно в его сознание прокрались события прошлой ночи, ступая бесшумными, окровавленными ногами, и воссоздали себя во всей пугающей отчетливости. При мысли о том, сколько ему пришлось вынести, Дориан Грей содрогнулся, и им вновь завладело то же необъяснимое отвращение к Бэзилу Холлуорду. Он похолодел от ярости. Мертвец сидит все там же, теперь уже в лучах солнца. Какой ужас! Такие кошмары уместны в темноте, никак не при свете дня.

Он понял: если будет возвращаться к случившемуся, то заболеет или сойдет с ума. Некоторые грехи приятнее вспоминать, чем совершать, — они утоляют скорее гордость, нежели страсть, и приносят гораздо больше наслаждения душе, нежели чувствам. Однако этот грех был не таков. Его нужно выкинуть из головы, ослабить опием, задушить, пока он не задушил его самого.

Пробило половину десятого. Юноша провел рукой по лбу и поспешно встал. Он оделся гораздо более тщательно, чем всегда, уделив особое внимание выбору галстука и булавки для него, а также несколько раз поменял перстни. Позавтракал он тоже совершенно не спеша — перепробовал всевозможные блюда, обсудил с камердинером новые ливреи, что подумывал заказать для прислуги в поместье Сэлби, просмотрел почту. Читая некоторые письма, улыбался. Три письма нагнали на него скуку; одно он перечел и порвал, скорчив недовольную гримасу. До чего ужасная штука эти женские воспоминания, как однажды заметил лорд Генри.

Выпив чашку черного кофе, Дориан Грей медленно утер губы салфеткой, жестом велел слуге обождать и присел за столик, чтобы написать пару писем. Одно положил в карман, другое протянул камердинеру.

— Отнеси на Хертфорд-стрит, сто пятьдесят два, Фрэнсис. Если мистера Кэмпбелла нет в городе, узнай его новый адрес.

Оставшись один, он закурил папиросу и принялся рисовать, сперва набросав цветы и фрагменты здания, потом лица людей. Вдруг он заметил, что все лица похожи на лицо Бэзила Холлуорда. Он нахмурился, встал, отошел к книжному шкафу и взял книгу наугад, твердо решив не думать о случившемся, пока не возникнет крайней нужды.

Развалившись на диване, он взглянул на титульный лист: «Эмали и камелии» Готье в издании Шарпантье на японской бумаге с гравюрами Жакмара. На переплете из лимонно-желтой кожи была вытеснена золоченая решетка и пунктиром нарисованы гранаты. Книгу ему подарил Адриан Синглтон. Листая страницы, Дориан наткнулся на стихотворение о руке поэта-убийцы Ласенера, о холодной желтой руке du supplice encore mal lavee[29], покрытой рыжими волосками, с doigts de faune[30]. Он посмотрел на свои белые изящные пальцы, невольно вздрогнул и продолжил листать книгу, пока не дошел до прелестных стансов о Венеции:

В волненьи легкого размера
Лагун я вижу зеркала,
Где Адриатики Венера
Смеется, розово-бела.
Соборы средь морских безлюдий
В теченьи музыкальных фраз
Поднялись, как девичьи груди,
Когда волнует их экстаз.
Челнок пристал с колонкой рядом,
Закинув за нее канат,
Пред розовеющим фасадом
Я прохожу ступеней ряд.[31]