Портрет кавалера в голубом камзоле

Полотно вышло на редкость удачное, – облик молодого господина удалось передать с живостью и сходством. Удлиненное бледное лицо, сжатые губы, упрямый подбородок, ускользающий взгляд янтарных глаз, вьющиеся темные волосы до плеч, сложенные на груди руки с изящными тонкими пальцами. Все детали – воротник, кружевное жабо, пуговицы кафтана, кольцо на руке – художник выписал с обещанной тщательностью. Он остался доволен плодом своего труда. Одного только Тихон сделать не решался, – повесить портрет на стену, как велел заказчик. Да и рамки достойной не оказалось.

Пришлось обратиться к резчикам по дереву. Те согласились сработать багет не хуже иноземного, покрыли позолотой – не отличишь от бронзы. В богатой раме портрет заиграл всеми красками, а зрачки изображенного на нем господина удовлетворенно заблестели. В какой-то момент Тихону показалось, что тот подмигивает ему желтым глазом, – словно их теперь связывала некая общая тайна…

Живописец перекрестился и по-крестьянски сплюнул на все четыре стороны. Так-то оно вернее будет. Он слышал, что порой бесы имеют привычку перескакивать от одного человека к другому, – безумие заразно. Так это или нет, Тихон не знал, но на всякий случай перестал заходить в комнату, где украдкой повесил портрет.

«В галерее ему все же не место, – подумал он. – А тут в самый раз будет».

Ни управляющий, ни отделочники, ни другие художники, расписывающие стены и потолки дворца, словно и не заметили появления безымянной картины. Никто Тихона ни о чем не спрашивал, – даже хозяин, который приезжал осматривать поместье и поторапливал работников. Ему не терпелось перебраться в новые хоромы вместе с ненаглядной Прасковьей, поскорее увезти ее из Кускова, где каждое воспоминание причиняло боль и тоску.

– Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство, – заискивающе семенил следом за барином управляющий. – Все стараются, поспешают…

Придирчивый Шереметев обошел все уголки дворца, отдавал указания, приказывал исправить недочеты, выбирал мебель, зеркала, гобелены и светильники для внутреннего убранства сих поистине царских чертогов… однако не обратил ни малейшего внимания на портрет кисти скромного Тихона Лопатина, который звезд с неба не хватал и служил подмастерьем у более известных живописцев.

После отъезда грозного и требовательного Николая Петровича художник успокоился. Он понял, что опасность миновала. Незнакомец как в воду глядел, – его портрет попал в коллекцию графа и не вызвал ни подозрений, ни протеста.