– Но не так уж много по-настоящему красивых. Но ты все равно можешь нарвать букеты для дам.
Девочка повернулась к отцу со счастливой улыбкой.
– Правда? – спросила она.
– Конечно, раз я говорю.
Девочка взглянула на старшую монахиню.
– Правда, можно, матушка?
– Слушайся своего папу, дитя мое, – ответила сестра и снова покраснела.
Получив разрешение, девочка бросилась через порог и исчезла в саду.
– Однако вы их не балуете, – заметил с улыбкой отец.
– Они всегда должны спрашивать позволения. Это наша система. Мы позволяем все, но воспитанницы должны попросить разрешения.
– О, я не критикую вашу систему. Не сомневаюсь, она очень хороша. Я и отправил к вам свою дочь, чтобы посмотреть, что из нее получится. Я верил в вас.
– У каждого должна быть вера, – назидательно ответила сестра, взирая на джентльмена сквозь свои очки.
– Так вознаграждена ли моя вера? Что вы вылепили из моей дочки?
Сестра потупила глаза.
– Добрую христианку, месье.
Джентльмен тоже потупил глаза, но, возможно, по другой причине.
– Это все? – произнес он.
Он смотрел на монахиню, ожидая ее ответа, что добрая христианка – это все, о чем можно желать.
Но, несмотря на всю свою простоту, она не была столь прямолинейна.
– Очаровательную юную леди, настоящую маленькую женщину. Дочь, присутствие которой рядом с вами будет дарить вам радость.
– Да, она очень мила, – согласился отец. – И прехорошенькая.
– Она – совершенство. У нее нет недостатков.
– У нее их не было и в детстве, и я рад, что она не приобрела их у вас.
– Мы ее очень любим, – с достоинством произнесла сестра в очках. – А что касается недостатков, как мы можем привить их девочке, если их нет у нас самих? Le couvent n’est pas comme le monde, monsieur[41]
. Можно сказать, она – наше дитя. Мы воспитывали ее с малых лет.– Из выпуска этого года мы больше всего будем скучать именно о ней, – почтительно пробормотала вторая сестра.
– О, да, мы будем долго вспоминать о ней, – сказала первая монахиня, – и ставить ее в пример новым воспитанницам.
Тут добрая сестра вдруг обнаружила, что очки ее затуманились; вторая же после некоторого замешательства достала носовой платок из какой-то неимоверно плотной ткани…
– Совсем не обязательно, что она вас покинет. Еще ничего не решено, – торопливо ответил отец девушки, но вовсе не для того, чтобы предупредить их слезы, – очевидно, это было его искренним желанием.
– Мы были бы просто счастливы узнать это. В пятнадцать лет ей очень рано покидать нас.
– О, – воскликнул джентльмен несколько более живо, чем он высказывался до сих пор, – не я хочу увезти ее. Я бы с радостью оставил дочь у вас навсегда!
– О, месье, – с улыбкой сказала старшая сестра, поднимаясь, – ваше доброе дитя должно жить в миру. Le monde y gagnera[42]
.– Если бы все добрые люди ушли в монастырь, как продолжался бы род человеческий? – тихо спросила ее спутница, тоже вставая.
Этот вопрос можно было истолковать в более широком смысле, чем в него, очевидно, вложила монахиня, и ее старшая подруга в очках поспешила произнести со смиренным видом:
– К счастью, повсюду есть добрые люди.
– Когда вы уйдете, здесь станет на две добрые души меньше, – галантно заметил джентльмен.
На этот замысловатый комплимент скромные гостьи ничего не ответили, а только переглянулись. Однако кстати возвратившаяся из сада девочка с двумя огромными букетами красных и белых роз развеяла их смущение.
– Выбирайте, матушка Катрин! – выпалила она. – Они различаются только по цвету, матушка Жюстин! В обоих букетах одинаковое количество роз!.
Сестры с улыбками повернулись друг к другу и в нерешительности заговорили разом:
– Какой вы возьмете?
– Нет, выбирайте вы!
– Я возьму красные, – решила матушка Катрин, та, что была в очках. – Я и сама такая же румяная. Нам так приятно будет возвращаться в Рим с розами.
– Вряд ли они доживут до Рима, – вздохнула девочка. – Мне хотелось бы подарить вам что-нибудь, что осталось бы у вас на память!
– Ты оставила нам хорошие воспоминания о себе, дочь моя. Это и будет главным!
– Жаль, что монахиням нельзя носить украшений. Я бы отдала вам свои голубые бусы, – продолжала девочка.
– Вы возвращаетесь в Рим сегодня? – спросил ее отец.
– Да, на поезде. У нас очень много дел.
– Но вы, наверное, устали.
– Мы никогда не устаем.
– Нет, такое иногда все же случается, – пробормотала младшая монахиня.
– Во всяком случае, не сегодня. Мы здесь отлично отдохнули. Que Dieu vous garde, ma fille[43]
, – добавила она, обращаясь к девочке.