Портрет леди

Кроме гостиной было еще две комнаты, полные всяких интересных предметов, и Изабелла провела там около четверти часа. Все эти вещи были любопытными и ценными, а мистер Озмонд продолжал исполнять роль экскурсовода, показывая ей все по порядку, переходя от экспоната к экспонату и не выпуская при этом руки дочери. Его изысканная любезность под конец стала утомлять нашу юную леди – она не понимала, почему он так беспокоится ради нее, и обилие красивых предметов и сведений о них стало угнетать ее. Для первого раза было достаточно. Девушка уже слушала хозяина дома, наблюдая за ним внимательным взглядом, но не вникая в суть слов. Мистер Озмонд, вероятно, считал ее умнее, чем она была на самом деле, – мадам Мерль, очевидно, преувеличила ее достоинства, и рано или поздно он должен был выяснить истину, и тогда даже то, что Изабелла реально была незаурядна, не примирит его с тем, что она так обманула его ожидания. Девушка частично от того и устала – устала от усилий казаться необыкновенно умной, такой, как она думала, ее представила мадам Мерль, устала от страха (совершенно нехарактерного для нее, кстати) выдать – нет, не необразованность, этого Изабелла боялась меньше всего, – а слишком серьезное отношение к происходящему. Она боялась похвалить что-то, что, на просвещенный взгляд хозяина дома, не представляло исключительной художественной ценности, и пройти мимо чего-то, в отношении чего он ожидал проявления восторга. Поэтому она куда более тщательно, чем обычно, следила и за своими высказываниями, и за тем, на что надо было обратить внимание, а на что – нет.

Они вернулись в гостиную, где был уже сервирован чай, но, поскольку две дамы еще не вернулись, а Изабелла еще не успела полюбоваться видом из сада – главной достопримечательностью этого дома – мистер Озмонд без промедлений повел ее туда. Мадам Мерль и графиня уже распорядились, чтобы в сад вынесли стулья, и, поскольку погода была превосходной, графиня предложила пить чай на свежем воздухе. Пэнси отослали сказать лакею, чтобы он принес поднос с принадлежностями для чаепития в сад. Солнце спустилось ниже, золотой свет стал более густым, пурпурная тень, которая легла на горы и долину у их подножия, казалось, была раскалена, словно угли в затухающем камине, и пейзаж с этой стороны был окрашен не менее ярко, чем с другой, обращенной к закатным лучам. Все дышало особым очарованьем. Воздух был практически неподвижен, и распростершийся внизу ландшафт с благородными очертаниями гор, утонувшими в садах, долиной, оживленной многочисленными следами человеческого присутствия, представал во всей своей великолепной гармонии и классической грации.

– У вас такой довольный вид, что можно надеяться – вы вернетесь сюда. Вы выглядите такой довольной, что можно поверить, что вы вернетесь в эти места, – сказал Озмонд, подведя ее к краю террасы.

– Конечно, я вернусь, – ответила Изабелла, – несмотря на то, что вы говорите, будто жить в Италии – дурно. Что вы там говорили о естественном назначении человека? Интересно, не отреклась бы я от своего естественного предназначения, если бы осталась во Флоренции.

– Естественное назначение женщины – быть там, где ее более всего ценят.

– Задача – выяснить, где это место.

– Абсолютно верно. Женщина часто тратит очень много времени на это… Все дело в том, что она нуждается в том, чтобы ей сказали об этом прямо.

– Во всяком случае, что касается меня, это верно, – улыбнулась Изабелла.

– По крайней мере, я рад слышать, что вы заговорили о том, чтобы осесть. Мадам Мерль дала мне понять, что вы собираетесь вести кочевой образ жизни. Кажется, она говорила о том, что вы планируете кругосветное путешествие.

– Мне очень стыдно, но я должна признать, что я строю новые планы чуть ли не каждый день.

– Не понимаю, чего тут стыдиться. Это одно из величайших удовольствий.

– Это производит легкомысленное впечатление, – сказала Изабелла. – Каждый человек должен что-то выбрать и придерживаться своего выбора.

– В таком случае я лишен легкомыслия.

– Вы никогда не строили планов?

– Много лет назад я составил один и действую по нему до сих пор.

– Надо полагать, это очень приятный план, – заметила Изабелла.

– Он предельно прост и заключается в том, чтобы жить как можно спокойнее.

– Спокойнее? – переспросила девушка.

– Не волноваться… ни к чему не стремиться, ни за что не бороться. Отказаться от всяческих претензий. Довольствоваться малым.

Озмонд говорил это медленно, с расстановкой, делая паузы. Его глаза были прикованы к Изабелле. Это был взгляд человека, который решился на признание.

– Вы считаете, что это просто? – спросила Изабелла с мягкой улыбкой.

– Да, потому что это отрицание действия.

– Ваша жизнь была отрицанием?

– Называйте ее утверждением, если хотите. Она утверждает мое безразличие. Только заметьте – мое безразличие не врожденное. Это осознанное, осознанное отречение.