Портрет леди

Изабелла, напротив, позволила себе эту вольность и увидела, что встреча графини Джемини и мистера Розье состоялась. Молодой человек снял шляпу, поклонился, улыбнулся и, очевидно, представился. Изабелле показалось, что спина графини изогнулась весьма выразительно – и «выразила» симпатию к юноше. Факт, однако, остался неуточненным, поскольку Пэнси и ее мачеха заняли свои места в экипаже. Девушка сначала не поднимала глаз, но потом подняла их и встретилась взглядом с Изабеллой. Глаза Пэнси взывали о жалости, и у Изабеллы сжалось сердце. И в ту же минутуее кольнула зависть – предмет страдания девушки имел вполне конкретные очертания, в то время как почти совсем отчаявшейся Изабелле помочь было невозможно.

– Бедная маленькая Пэнси! – с любовью произнесла Изабелла.

– Все в порядке, – извиняющимся тоном успокоила ее Пэнси.

Затем наступило молчание. Графиня довольно долго не возвращалась.

– Ты все показала тетушке? Ей понравилось? – спросила наконец Изабелла.

– Да, я все ей показала. Думаю, она осталась довольна.

– Ты не устала?

– Нет, спасибо.

Графини все еще не было, и Изабелла попросила кучера возвратиться в Колизей и напомнить даме, что ее ждут. Тот вскоре вернулся и сказал, что синьора графиня просила ее не ждать. Она прекрасно доберется домой в наемной карете.

Спустя неделю после знакомства графини с мистером Розье Изабелла, собираясь переодеться к обеду, нашла в своей комнате Пэнси. Девушка ждала ее и поднялась со скамеечки.

– Простите меня за такую вольность, – произнесла она тихим голоском. – Я больше не буду. Это в последний раз…

Ее голос звучал странно. В широко раскрытых глазах были видны тревога и страх.

– Ты ведь никуда не уезжаешь? – воскликнула Изабелла.

– Я возвращаюсь в монастырь.

– В монастырь?

Пэнси медленно подходила все ближе и ближе к мачехе и, наконец, уронила ей голову на плечо и обняла ее. Так она стояла несколько секунд, не шевелясь, Изабелла чувствовала, как ее била дрожь – она говорила о ее ощущениях лучше любых слов.

– Почему? – только и спросила Изабелла.

– Потому что папа считает, что так лучше. Он говорит, что девушке следует время от времени удаляться от мирской жизни, что мир несет им зло. А это возможность уединиться… и поразмышлять. – Пэнси говорила отрывисто, словно боясь начинать длинную фразу. Потом, овладев собой, добавила уже спокойнее: – Я думаю, папа прав. Я слишком много бывала в обществе этой зимой.

Это заявление поразило Изабеллу так, словно оно несло в себе нечто гораздо большее, то, о чем Пэнси и не подозревала.

– Когда это было решено? – спросила Изабелла.

– Папа сказал мне об этом полчаса назад. Он счел, что иначе было бы много рассуждений по этому поводу. Это всего на несколько недель. Мне будет там хорошо, я уверена. Мадам Катрин приедет за мной в четверть восьмого, и я возьму с собой только два платья. Я увижусь с матушками, которые были так добры ко мне, и с маленькими воспитанницами, – с некоторым энтузиазмом произнесла Пэнси. – А еще я очень люблю матушку Катрин. Я стану вести себя тихо-тихо и буду много размышлять.

Потрясенная Изабелла слушала ее, затаив дыхание. Она испытывала почти благоговейный страх.

– Думай иногда обо мне, – сказала она.

– О, поскорее приезжайте навестить меня! – воскликнула Пэнси, и это жалобное восклицание сильно отличалось от тех героических слов, которые она произнесла несколько мгновений назад.

Изабелла больше не могла говорить. Она ничего не понимала и только чувствовала, что еще совершенно не знала своего мужа. Вместо ответа, она попрощалась с Пэнси нежным поцелуем.

Спустя полчала она узнала от горничной, что мадам Катрин приехала в карете и увезла синьорину. По пути в гостиную перед обедом Изабелла встретила графиню Джемини, которая, встряхнув головой, пробормотала:

– Нет, вы подумайте, дорогая, ну и выходка!

«Вот уж действительно выходка, – мысленно согласилась Изабелла, – но что же Озмонд хотел этим сказать?» Она лишь смутно осознавала, что он хотел показать: свод неписаных законов, установленных им, должен соблюдаться неукоснительно. У нее вошло в привычку быть с ним крайне осторожной, поэтому она некоторое время колебалась, после того как он вошел в столовую, и заговорила с ним о внезапном отъезде его дочери уже после того, как они сели за стол. Она давно уже запретила себе задавать Озмонду вопросы. Она лишь сказала:

– Я буду тосковать без Пэнси.

Ее супруг, чуть склонив голову, некоторое время изучал вазу с цветами в центре стола.