Портрет леди

Голова Озмонда по-прежнему покоилась на спинке кресла. Лодыжку одной ноги он закинул на колено другой, и сидел так некоторое время молча.

– Хотелось бы знать, что с вами все-таки происходит, – произнес он наконец.

– Что со мной… что со мной… – Мадам Мерль вдруг умолкла, но почти сразу продолжила с невероятной страстью, которая прозвучала в ее словах, словно гром среди ясного неба: – Я отдала бы свою правую руку, чтобы выплакаться, – и не могу!

– Что вам за польза в рыданиях?

– Чтобы снова стать такой, какой я была до встречи с вами.

– Если я осушил ваши слезы, это уже кое-что. Но мне приходилось видеть, что вы вполне способны проливать их.

– Не сомневаюсь, что ты еще вынудишь меня к этому. Что ж, слезы – такое облегчение. Сегодня утром я вела себя низко, подло, – сказала мадам Мерль.

– Если Изабелла так поглупела, как вы говорите, она вряд ли поняла это, – сказал Озмонд.

– Эта дьявольщина, что лезла из меня, подавила ее способность соображать. Я не смогла сдержаться. Во мне бушевало зло. Впрочем, может быть, это и к лучшему, не знаю. Ты не только осушил мои слезы, но и иссушил мою душу.

– Итак, не я несу ответственность за состояние души своей жены, – сказал Озмонд. – Но, однако, именно мне придется пожинать плоды вашего поведения. Но разве вам неизвестно, дорогая, что душа бессмертна? Каким же образом она может подвергнуться каким-либо изменениям?

– Я не верю в бессмертие души и верю, что ее можно уничтожить. Именно это случилось с моей. Это как раз и случилось с моей душой, в которой когда-то не было места злу. И этим я обязана вам. Вы очень дурной человек, – серьезно сказала мадам Мерль.

– На этом, полагаю, мы и закончим? – осведомился Озмонд нарочито холодным тоном, который был так характерен для него.

– Закончим? Увы, я не знаю, чем мы закончим. Хотелось бы знать… Не знаю, на чем мы закончим. Мне бы хотелось все завершить! Как кончают дурные люди? Вы превратили меня в дурную женщину.

– Я вас не понимаю. По мне, так вы достаточно хороши, – произнес Озмонд, придав своему тону максимум равнодушия.

Мадам Мерль же, наоборот, стало покидать самообладание – она была близка к тому, чтобы потерять его окончательно. Пожалуй, такой взволнованной нам ее наблюдать не приходилось. Глаза ее метали молнии, улыбка выдавала невероятное напряжение.

– Достаточно хороша – после всего того, что я с собой сделала? Вы это имеете в виду?

– Достаточно хороши, чтобы быть очаровательной – как всегда! – с улыбкой же воскликнул Озмонд.

– О боже! – пробормотала его собеседница и вдруг повторила тот жест, который вынудила сделать сегодня утром Изабеллу, – наклонила лицо и закрыла его руками.

– Вы все-таки собираетесь зарыдать? – спросил Озмонд.

Мадам Мерль оставалась неподвижной, и он продолжил:

– Разве я когда-нибудь выражал недовольство?

Мадам Мерль отняла руки от лица.

– Нет, вы действовали иначе… вы вымещали зло на ней.

Озмонд еще больше откинул назад голову и посмотрел в потолок, словно обращаясь к небесным силам.

– О, женское воображение! По сути своей оно всегда пошлое. Вы говорите о мести как третьесортный беллетрист.

– Конечно, вы никогда не жаловались. Вы упивались своим торжеством.

– Интересно знать, что вы называете моим торжеством.

– Вы заставили свою жену бояться вас.

Озмонд сменил позу. Он подался вперед, оперся локтями о колени и некоторое время смотрел на прекрасный старинный персидский ковер под ногами. Весь вид его говорил о том, что у него есть собственные представления обо всем, и о времени тоже, и он не особенно склонен с кем-то считаться. Эта особенность несказанно раздражала его собеседников.

– Изабелла меня не боится, и я вовсе не ставлю это своей целью, – проговорил наконец Озмонд. – На что вы хотите спровоцировать меня, говоря такие вещи?

– Я думала о том, какой вред вы можете причинить мне, – сказала мадам Мерль. – Ваша жена испугалась меня сегодня утром, но в действительности она испугалась вас.

– Значит, вы позволили себе какие-нибудь вульгарные высказывания; я не несу за это ответа. Я вообще не понимаю, зачем вы пошли к ней, – вы способны действовать и без нее. Вас ведь мне не удалось запугать, не правда ли? Как же это удалось мне с ней? Она не менее отважная, чем вы. Не могу понять, как вам в голову могла прийти такая абракадабра – кто бы мог ожидать, что вы так плохо меня знаете!

С этими словами Озмонд поднялся, подошел к камину и стал рассматривать стоявший на нем фарфор так, словно видел его впервые. Он взял маленькую чашечку, подержал ее, затем, все еще держа ее, оперся локтем о каминную полку и продолжил:

– Как вы любите все преувеличивать. У меня такое впечатление, что вы просто теряете чувство реальности. Я гораздо проще, чем вы думаете.

– Да, я думаю, вы действительно просты. – Мадам Мерль тоже смотрела на чашечку. – Со временем я пришла к такому выводу. Как я сказала, я судила вас и раньше, но хорошо поняла вас только после вашей женитьбы. Со стороны виднее – я лучше вижу, что вы делаете со своей женой, чем видела то, что вы делали со мной. Кстати, если можно, будьте осторожны – это дорогая чашка.