Портрет леди

– Оно абсолютно необоснованно, – сказала Изабелла. – У меня достаточно причин для поездки. Не могу выразить, каким несправедливым ты мне сейчас кажешься. Но я думаю, ты знаешь это. Вот твое противодействие точно тщательно рассчитано. И в нем есть злой умысел.

Она никогда не говорила подобных слову мужу, и Озмонд, должно быть, был потрясен. Но он не показал удивления. Его холодность, очевидно, являлась доказательством того, что он был уверен в неспособности жены устоять перед его натиском.

– Да-а-а, дело зашло дальше, чем я полагал, – обронил Озмонд и добавил почти с дружеским участием: – Все очень серьезно.

Она все понимала и полностью осознавала всю значимость происходящего – они вплотную приблизились к кризису в их отношениях. Серьезность ситуации сделала ее осторожной, и она промолчала, а ее муж продолжил:

– Ты говоришь, необоснованно? Очень даже обоснованно. Меня до глубины души задевает то, что ты хочешь сделать. Это бесчестно, неделикатно и неприлично. Твой кузен для меня никто, и я не обязан приносить ему жертвы. Я и так уже достаточно это делал, пока он был здесь, – ваши милые отношения были для меня хуже горькой редьки. Но вытерпел это, потому что меня грела мысль о его скором отъезде. Мне никогда не нравился твой кузен, а я никогда не нравился ему. Вот почему ты так его любишь – потому что он ненавидит меня. – Голос Озмонда слегка дрогнул. – У меня есть собственные представления о том, что должна делать и чего не должна делать моя жена. Моя жена не должна путешествовать по Европе одна, пренебрегая моими желаниями, не должна сидеть у кровати другого мужчины. Твой кузен ничего для тебя не значит. Он ничего не значит для нас. Ты улыбаешься особенно выразительно, когда я говорю «нас». Но уверяю тебя, «мы» – это все, что я знаю. Я воспринимаю нашу семейную жизнь серьезно. Ты, кажется, думаешь иначе. Я не представляю, чтобы мы развелись или расстались. Для меня мы соединены навеки. Ты ближе мне, чем любой другой человек. И я ближе тебе, чем кто-либо другой. Возможно, это не слишком приятная близость, но, во всяком случае, мы сами выбрали друг друга. Я знаю, ты не любишь, когда тебе напоминают об этом, но я хочу напомнить, потому что… потому что… – Озмонд сделал паузу, словно подыскивая нужные слова. – Потому что мы должны отвечать за свои поступки и их последствия; для меня это вопрос чести, а она превыше всего!

Он говорил спокойно, почти мягко – примесь сарказма исчезла из его голоса. Эта сдержанность произвела впечатление на Изабеллу. Решительность, с которой она вошла в комнату, барахталась, словно в паутине. Последние слова муж произнес уже не командным тоном – они содержали нечто вроде призыва, и хотя Изабелла понимала, что любой знак уважения к ней Озмонд мог выказать только в угоду своим эгоистическим целям, в этих словах было что-то красивое и непреложное. Такое же чувство в ней могло возникнуть, если бы священник осенил ее крестом – или она вдруг увидела бы развевающийся по ветру государственный флаг. Он просил ее соблюдать статус-кво во имя чего-то святого. Они были так далеки друг от друга, как это бывает с разочаровавшимися любовниками, но ведь они еще не расстались. Изабелла не изменилась – ее всегдашняя страсть к справедливости бушевала в ней, и сейчас, когда она слушала кощунственную софистику мужа, эта страсть была готова отдать победу Озмонду. Она решила, что в своем стремлении сохранить приличия он все же не притворялся и что это само по себе достоинство. Десять минут назад Изабелла испытала радость необдуманного поступка – радость, которую она уже подзабыла. И вот под пагубным воздействием ее мужа она была готова отступить. Но если уж ей это было суждено, по крайней мере, она даст ему знать, что является жертвой, а не простофилей.

– Я знаю, ты мастер в искусстве иронизировать, – сказала Изабелла. – Как ты можешь говорить о неразделимом союзе? Как ты можешь говорить о каком-то удовлетворении? Где наш союз, когда ты обвиняешь меня в лживости? Где твое удовлетворение, когда в твоем сердце нет ничего, кроме тайного подозрения?

– Оно в нашей благопристойной совместной жизни, несмотря на все препятствия.

– В нашей совместной жизни так мало пристойного! – пробормотала Изабелла.

– Согласен – если ты едешь в Англию.

– Это мелочь. Пустяк. Я способна и на большее.

Озмонд поднял брови и даже – немного – плечи. Он прожил достаточно много времени в Италии, чтобы перенять этот жест.

– О, если ты пришла угрожать мне, я лучше вернусь к своему рисунку, – сказал Озмонд, возвращаясь к столу. Он взял в руки лист бумаги и стал рассматривать свою работу.

– Полагаю, если я уеду, ты не будешь ждать меня обратно, – произнесла Изабелла.

Озмонд быстро обернулся, и его жена заметила, что по крайней мере это движение не было заученным. Он молча посмотрел на нее и спросил:

– Ты сошла с ума?

– Что это может быть еще, как не разрыв отношений, – продолжила Изабелла, – особенно если все, что ты сказал, правда?

Она действительно не видела никакого иного выхода, кроме разрыва, и искренне хотела выслушать его мнение.

Озмонд сел за стол.