Когда Изабелла вернулась в пустую гостиную, наконец появилась миссис Тачетт. Она заметно постарела, но по-прежнему высоко держала голову, ее глаза оставались такими же яркими, а тонкие губы были столь же многозначительно поджаты. На ней было серое, ничем не украшенное простое платье, и Изабелла подумала, как в первый раз, – кого больше напоминает ее тетушка – королеву-регентшу или тюремную надзирательницу. Изабелла поцеловала тетю – коснулась и в самом деле неподражаемо тонкой полоски губ.
– Я заставила тебя ждать, потому что сидела с Ральфом, – сказала миссис Тачетт. – Сиделка пошла есть, и я заменила ее. У Ральфа есть слуга-мужчина, но от него нет никакого толку. Он все время смотрит в окно, словно там есть на что смотреть! Я не хотела шевелиться, поскольку мне казалось, что Ральф спал, и боялась, что мой шорох разбудит его, и дождалась возвращения сиделки. Я же помнила, что ты знаешь дом.
– Оказалось, что я знаю его даже лучше, чем полагала. Я прошлась по нему, – отозвалась Изабелла. Затем спросила, как долго спит Ральф.
– Он лежит с закрытыми глазами, не шевелясь. Но я не уверена, что он все время спит.
– Он узнает меня? Сможет поговорить?
Миссис Тачетт поколебалась.
– Ну, посмотришь, – наконец сказала она и предложила отвести Изабеллу в ее комнату. – Я думала, они уже проводили тебя; но это ведь не мой дом, а Ральфа, и я не знаю, что делают слуги. Надеюсь, они по крайней мере внесли твой багаж. Не думаю, что ты привезла с собой много вещей. Впрочем, это меня не особенно интересует. Думаю, они отвели тебе ту же комнату, в которой ты жила. Когда Ральф узнал, что ты едешь, он сказал, чтобы тебе отвели именно ее.
– Он сказал что-нибудь еще?
– О, дорогая, Ральф уже далеко не столь болтлив, как раньше! – воскликнула миссис Тачетт, поднимаясь по лестнице впереди племянницы.
Это действительно была та же самая комната. Что-то подсказало Изабелле, что в ней никто не жил после ее отъезда. Ее багаж – он был не слишком велик – уже внесли. Глядя на него, миссис Тачетт присела.
– И что, никакой надежды? – спросила Изабелла, стоя перед тетей.
– Никакой. И никогда не было. Нельзя сказать, чтобы его жизнь была удачной.
– Нет… она была прекрасной. – Изабелла заметила, что уже начала противоречить тете. Ее раздражала холодность миссис Тачетт.
– Не знаю, что ты имеешь в виду. Без здоровья нет красоты. Почему ты так странно одета для путешествия?
Изабелла взглянула на свою одежду.
– В Риме я собиралась за час и взяла первое, что попалось под руку.
– Твои сестры в Америке спрашивали, как ты одеваешься. Казалось, это интересовало их больше всего. Я не могла сказать им, но, кажется, у них сложились правильные представления. Ты никогда не носишь ничего проще черной парчи.
– Я кажусь им более блистательной, чем я есть на самом деле, а я боюсь сказать им правду, – произнесла Изабелла. – Лили писала, что вы с ней обедали.
– Она приглашала меня четыре раза, и мне пришлось согласиться. Хотя я считаю, уже после второго раза ей следовало оставить меня в покое. Обед был прекрасным и, видимо, обошелся недешево. У ее мужа отвратительные манеры. Понравилась ли мне поездка в Америку? Почему она должна была мне понравиться? Я езжу туда не ради удовольствия.
Сообщив эти подробности, миссис Тачетт вскоре покинула племянницу, с которой должна была встретиться через полчаса в столовой. За столом женщины сели друг напротив друга; стол, накрытый на столь малое количество персон, будил воспоминания и наводил уныние. Вскоре Изабелла убедилась, что ее тетя вовсе не так холодна, как пытается казаться, и к ней возвратилась прежняя жалость к этой женщине. Как жаль, что за всю жизнь тетушка не испытала сильных чувств, – каким бы благом для нее было, если бы она могла испытать поражение или хотя бы совершить ошибку! Изабелла считала настоящим блаженством свободу огорчаться и удивлялась, почему миссис Тачетт не пыталась воспользоваться ею, неужели она не понимала, что позволить себе горевать, излить свое горе – значит получить облегчение? Возможно, она боялась – если начать огорчаться, неизвестно куда все это может привести. Однако Изабелла видела, что миссис Тачетт начала осознавать, что что-то в своей жизни упустила – и теперь ей предстоит старость, лишенная воспоминаний. В ее маленьком заострившемся личике было что-то трагическое. Она сказала племяннице, что Ральф по-прежнему лежит неподвижно, но она полагает, что он сможет повидаться с Изабеллой до обеда. Затем миссис Тачетт добавила, что днем раньше Ральфа навещал лорд Уорбартон. Это заявление немного встревожило Изабеллу, поскольку напомнило о соседстве с этим человеком и, следовательно, о возможности случайной встречи с ним. Это казалось ей не очень приятным – она приехала в Англию не для того, чтобы опять вести борьбу с лордом Уорбартоном.
Впрочем, вслух Изабелла только и сказала тете, что лорд очень заботился о Ральфе – она сама была тому свидетельницей в Риме.
– Ему сейчас есть еще о чем подумать, – ответила миссис Тачетт и словно пробуравила племянницу взглядом.