Портрет леди

Высокая пышная блондинка, мадам Мерль была сложена так счастливо, что не казалась излишне полной. Черты лица ее были крупноваты, но удивительно соразмерны. Из ее небольших серых глаз исходил удивительный свет – они никогда не тускнели, хотя, справедливости ради, надо добавить, что никто не видел, чтобы в них когда-нибудь блеснула слеза. Большой, четко очерченный рот при улыбке чуть-чуть кривился влево, что почти все ее знакомые находили необычным, кое-кто – жеманным, и лишь некоторые – неотразимым. Изабелла скорее относилась к последней категории. У мадам Мерль были прекрасные густые волосы, причесанные с живописной простотой, и крупные белые руки совершенной формы – столь совершенной, что их хозяйка предпочитала не украшать их – и не носила колец. Как мы видели, Изабелла сначала приняла ее за француженку, но дальнейшие наблюдения привели ее к мысли, что скорее ее можно принять за немку – благородную немку, графиню, княгиню. Менее всего можно было предположить, что она родилась в Бруклине – хотя и непонятно, почему в этом месте не могла родиться столь изысканная дама. Государственный флаг Соединенных Штатов действительно реял над ее колыбелью; эти звезды и полосы, свободно плескавшиеся на ветру, казалось, тогда еще могли предопределить ее жизненное кредо. Однако мадам Мерль было вовсе не свойственно колебаться и трепетать; ее манеры отличались спокойствием и уверенностью, которые приходят лишь с большим опытом. Но этот опыт не лишил ее молодости, а лишь привнес благожелательность и мягкость. Если можно так выразиться, мадам Мерль была женщиной сильных чувств, но она держала их в узде. «Что за идеальная комбинация», – восхитилась Изабелла.

Изабелла предавалась этим мыслям, пока все трое пили чай, но эта идиллия вскоре была прервана прибытием из Лондона Мэтью Хоупа. Его немедленно провели в гостиную. Миссис Тачетт тут же увела его в библиотеку поговорить с глазу на глаз, а Изабелла и мадам Мерль расстались до следующей трапезы. Перспектива увидеться с этой необыкновенной женщиной снова немного приглушала в Изабелле гнетущее чувство печали, которое заволокло весь Гарденкорт.

Когда девушка спустилась в гостиную перед обедом, там еще никого не было. Через мгновение появился Ральф. Его тревога за здоровье отца немного утихла – сэр Мэтью смотрел на положение старого Тачетта не столь мрачно. Он разрешил на ближайшие два-три часа оставить больного под присмотром одной лишь сиделки, так что Ральф, его мать, да и сам врач могли спокойно пообедать. Вошли миссис Тачетт и сэр Мэтью. Последней появилась мадам Мерль. До ее прихода Изабелла успела поговорить о ней с Ральфом, расположившимся у камина.

– Что за человек эта мадам Мерль?

– Самая умная из всех известных мне женщин, не исключая и вас, – ответил Ральф.

– Она необыкновенно приятна в общении.

– Я не сомневался в том, что она вам понравится, – отозвался Ральф.

– Поэтому вы и пригласили ее сюда?

– Я не приглашал ее. Когда мы вернулись из Лондона, я и понятия не имел, что она здесь. Она – подруга мамы, и, когда мы с вами уехали, она прислала ей записку и попросила принять ее на несколько дней. Мадам Мерль живет за границей, но в Англии проводит немало времени. Она относится к той категории женщин, которые не задумываясь могут позволить себе такое письмо – она везде желанный гость. А уж о моей матери и говорить нечего: мадам Мерль – единственная персона в мире, которая вызывает ее восхищение. Если бы моя мать не была собой – а это все-таки для нее предпочтительнее, – то она согласилась бы быть только мадам Мерль. Это бы и в самом деле была великая перемена!

– Да, она совершенно очаровательна, – сказала Изабелла. – А как она играет на пианино!

– Она все делает прекрасно, – отозвался Ральф. – Она само совершенство.

Изабелла внимательно посмотрела на него.

– А вы недолюбливаете ее, – сказала она.

– Наоборот. Я даже был в нее влюблен.

– А она осталась к вам равнодушной, поэтому вы ее недолюбливаете.

– Тут нечего обсуждать. Тогда еще был жив месье Мерль.

– Он умер?

– Так она говорит.

– Вы ей не верите?

– Верю, потому что это заявление весьма правдоподобно. Муж мадам Мерль непременно должен был раствориться в пространстве.

Изабелла снова взглянула на кузена.

– Я не понимаю, что вы имеете в виду. Вы что-то хотите мне дать понять… о чем не желаете говорить. Кем он был, этот месье Мерль?

– Мужем мадам.

– Вы просто несносны. У нее есть дети?

– Ни одного. К счастью.

– К счастью?

– Я имею в виду – для ребенка; мадам Мерль его бы испортила.

Изабелла уже раскрыла рот, чтобы еще раз сообщить кузену, что он несносен, но в это время явилась особа, о которой они вели беседу. Она быстро вошла в гостиную, прошелестев темно-синим атласным платьем, глубокий вырез которого открывал белую грудь, не слишком успешно прикрытую необычным серебряным ожерельем. Она извинилась за опоздание, застегивая на ходу браслет. Ральф тут же, с преувеличенной любезностью бывшего поклонника, предложил ей руку.