Портрет леди

Ральф, полагая, что при данных обстоятельствах прощание подруг могло выйти несколько натянутым, спустился к выходу, и его кузина некоторое время спустя последовала за ним, и в глазах ее, ему показалось, еще горел отблеск немого протеста. Весь путь до Гарденкорта прошел в полном молчании, и слуга, встретивший путешественников на станции, не смог сообщить ничего утешительного о состоянии мистера Тачетта. Ральф мысленно поздравил себя с тем, что ему удалось добиться от сэра Мэтью Хоупа обещания прибыть вслед за ними пятичасовым поездом и остаться до завтра. Миссис Тачетт, как он узнал, переступив порог дома, неотлучно находилась рядом с супругом, и он подумал, что мать просто ждала подходящей возможности, чтобы проявить свое отношение к мужу. Истинно благородные натуры проявляют себя в трудных ситуациях.

Изабелла прошла к себе в комнату; кругом ощущалась гнетущая тишина, которая, казалось, предвещала несчастье. Час спустя, однако, она сошла вниз, решив разыскать тетушку и расспросить ее о здоровье мистера Тачетта. Она прошла в библиотеку, но мисс Тачетт там не оказалось. Поскольку на улице было холодно и сыро – погода, и без того неважная, испортилась окончательно, – вряд ли можно было предположить, что миссис Тачетт отправилась на прогулку в парк. Изабелла протянула было руку к звонку, чтобы послать на половину тети служанку, когда ее внимание привлек неожиданный звук – из гостиной доносилась негромкая музыка. Изабелла не помнила, чтобы тетушка когда-нибудь музицировала, – стало быть, это играл Ральф, иногда открывавший фортепиано ради собственного удовольствия. Раз он позволил себе в такое время развлечься, это могло означать только одно – что старику Тачетту лучше, и Изабелла, воодушевившись, устремилась в гостиную. Гостиная в Гарденкорте была огромной, а пианино стояло в конце, противоположном тому, с которого вошла Изабелла, и сидящая за инструментом особа не заметила ее появления. Эта особа, сидевшая к ней спиной, была вовсе не Ральфом и даже не его матерью, а какой-то совершенно незнакомой Изабелле дамой. Несколько мгновений Изабелла в изумлении взирала на пышную, затянутую в красивое платье спину незнакомой дамы. Несомненно, она принадлежала какой-то гостье, которая появилась после отъезда Изабеллы и о которой никто из слуг – в том числе и горничная тетушки – не счел нужным сказать ей. Впрочем, Изабелла уже усвоила, что слуги в Британии не обладают вулканическим темпераментом, и она уже привыкла к сдержанности, сквозившей в движениях рук тетушкиной горничной, которая, видимо, не одобряла эту молоденькую девушку из Олбани, с некоторым легкомыслием относившуюся к такому серьезному занятию, как одевание. Появление новой гостьи в какой-то степени воодушевило Изабеллу – она находилась еще в таком юном возрасте, когда кажется, что каждое новое лицо, возможно, оставит в твоей жизни значительный след. Но эти мысли – одна за другой – еще и не успели пронестись в голове Изабеллы, когда она вдруг поняла, что играет незнакомка удивительно хорошо. Она играла что-то из Бетховена, – Изабелла не знала, что именно, но это, несомненно, был Бетховен. Пальцы ее летали по клавишам удивительно мягко и нежно, и в ее игре чувствовалось удивительное мастерство. Бесшумно опустившись на ближайший стул, Изабелла дослушала пьесу до конца. Когда дама кончила играть, у Изабеллы возникло горячее желание поблагодарить ее, но не успела она подняться, как женщина за пианино резко обернулась, как будто бы она почувствовала присутствие девушки.

– Прекрасная музыка, а ваше исполнение делает ее еще прекраснее, – сказала Изабелла со всей своей юной горячностью, на которую только была способна.

– Думаете, я не потревожила мистера Тачетта? – отозвалась музыкантша так ласково, как и требовалось отозваться на подобного рода комплимент. – Дом такой огромный, и его комнаты так далеко, что я подумала, я могу рискнуть – тем более что я играла только едва касаясь клавиш…

«Француженка, – решила про себя Изабелла, – у нее какой-то французский акцент…» Это предположение сделало ее в глазах нашей героини еще более интересной.

– Надеюсь, дяде лучше, – продолжала Изабелла. – Во всяком случае, от такой прекрасной музыки ему должно стать лучше.

В улыбке дамы промелькнуло сомнение.

– Боюсь, бывают такие моменты, когда даже Бетховен ничем не может нас утешить. Правда, как правило, так бывает в худшие моменты нашей жизни.

– Что касается меня, то я готова слушать вас еще и еще.

– Что ж, пожалуйста, если это доставит вам удовольствие.

И любезная незнакомка снова повернулась к фортепиано и взяла несколько аккордов. Изабелла пересела поближе. Внезапно дама перестала играть и, не снимая пальцев с клавиш, полуобернулась и через плечо взглянула на Изабеллу. Ей было лет сорок. Не красавица, но очаровательна, подумала Изабелла.

– Простите, – произнесла она. – Вы ведь племянница… та самая юная американка?

– Да, племянница… тетина, – ответила Изабелла просто.

Дама за фортепиано глядела на Изабеллу с очаровательной улыбкой на губах.