Портрет моего мужа

…спала я крепко. Вот как добралась до постели, запечатала контур, ибо к приему гостей была категорически не готова, рухнула, закрыла глаза и заснула. Снилась мне Этна и еще рыжий, который что-то выговаривал, при этом донельзя походя на моего старого школьного учителя, уверявшего, будто математика для девиц – наука излишняя. Им достаточно цифры знать и считать до десяти.

Больше десяти яиц в пирог все равно не кладут.

Короче, еще тот идиот был, да… предрекал после мне незавидную участь старой девы. Жаль, не сбылось.

Проснулась я ближе к полудню и то, потому что Этна разбудила. Она прыгала на подушке и отчаянно посвистывала. В дверь же колотились, и так душевно колотились, что, будь дверь обыкновенной, всенепременно бы вынесли.

– Чего надо? – спросила я, подойдя к двери. Нити сторожевых заклинаний держались, даже стали потолще за ночь. Надо будет еще укрепить, попробовать создать внутренний дочерний контур и стабилизировать перемычками…

– Эгле, открой! – голос Мара я узнала.

– Зачем?

И с трудом удержала зевок. Вот же… а под утро мне снилось что-то донельзя хорошее, то ли сад вишневый, то ли формула вечного двигателя, причем, подробная и понятная.

– Мы беспокоимся… – а это эйта Ирма.

– Зря, – я почесала шею.

Вот помыться вчера стоило бы, но сил, чтобы доползти до ванной, у меня не осталось.

– Эгле, с тобой все в порядке?

– В полном.

В животе заурчало.

– Есть хочу.

– Завтрак давно прошел! – вновь влезла Ирма.

– Хотеть есть я от этого факта не перестала.

– Эгле…

– Скажи, что скоро буду, мне переодеться надо.

…и ванну принять, смыть с волос гадостный запах гари, который, помнится, обладает редкостной прилипчивостью.

– Значит, не впустишь?

О, Мар, кажется, обиделся. Какие все они нежные.

– Нет.

– Почему?

– Не хочу.

Я, между прочим, почти голая – коротенькая рубашонка не в счет. И к приему гостей не расположена. Придут, натопчут, а мне живи.

– Верно, дорогая?

Этна свистнула.

А ведь она вчера запись вела, должна была вести. И тем интересней будет посмотреть, кто это так ненавидит рыжего, что не побоялся руки убийством замарать. А ведь если бы не я… что случилось бы?

Просто пожар?

И случайная жертва? Он бы успел прийти в себя или так бы и сгорел заживо… впрочем, если бы и успел… мои накопители почти досуха вычерпал, засранец этакий. И за ночь энергии, если и прибавилось, то на донышке. А стало быть, бусы стоит заменить, благо, я всегда отличалась просто-таки поразительной запасливостью.

На сей раз достала темненькие.

С янтарем.

То, что нужно, к блузе ядовито-желтого колеру – не все красители, которые нам продали, оказались хороши – и зеленой юбке. Блуза была мешковата, а юбка широковата, зато в складках ее нашлось место паре глубоких карманов.

Шелковые чулки.

Сумка, потому как тягать Этну на ноге – еще то удовольствие. И волосы причесать, ишь, отрасли немного… нет, я не красавица и вряд ли когда стану ей, зато живая. И злая. Вот не люблю, когда меня пытаются убить, пусть даже случайно.

Завтрак ждал меня в очередной гостиной – я дала себе слово, что всенепременно прогуляюсь по дому и выясню их количество. На сей раз комната была угловой и вполне себе приятной.

Светлой.

Полосатенькие обои, ковер круглый и минимум мебели. Статуэтки фарфоровых чаек на полке старого камина. И древние вовсе часы, остановившиеся, подозреваю, еще в том столетии.

– Как ты себя чувствуешь? – Мар подал руку, чтобы проводить меня к столику, но я не приняла. Сама доберусь, а эта вот вежливость вкупе с заботой – весьма искренней на первый взгляд заботой – заставляют нервничать.

– Спасибо. Неплохо. Только в горле першит.

– Тебе не стоило запираться… так.

– А как стоило?

Как по мне, запоры затем и нужны, чтобы надежно оградить комнаты от нежеланных гостей.

– Никак не стоило. Эгле, тебе не желают зла…

– Одно добро, – я устроилась у окна, кинув сумку на пол. – Понимаю… добро оно такое, без причинения кому-то страдать начинает…

На серебряном подносе отыскался кофейник.

И сливочник.

И еще сахарница на тонкой ножке.

Кофе – это хорошо, а главное, Мар помнит, что люблю я черный, густой, с виду похожий на то самое масло. Я сглотнула. И заставила себя успокоиться: я жива, а с остальным разберемся.

– Опять колючки выпустила… – Мар покачал головой. – То, что случилось вчера… недоразумение…

– И ты в это веришь?

К кофе подали кругленькие булочки с творогом, хрустящие корзинки с начинкой из паштета, яйца и рубленной зелени. Темное вишневое желе в крохотных формочках. Мясные шарики, что утопали в сладкой подливе…

– Мар, вот передо мной идиотом не притворяйся, – я начала с шариков. Всегда их любила, а здесь и чеснока не пожалели для подливы. Вышло остренько. – Ты же понимаешь, что нет ничего… недоразуменного. Кто-то дал твоему секретарю по голове, потом завалил тело кучей железа, плеснул поверх маслица и устроил пожар…

Бывший поморщился.

А ведь приоделся… костюмчик твидовый того оттенка голубого, который уже почти серый, но еще не совсем. Рубашка белоснежная.

Запонки поблескивают.

Волосы зачесаны гладко. И цветок в петлице. Цветок смотрелся глупо, но мнение свое я оставила при себе. А вот корзиночки оценила.