Портрет моей души (СИ)

— Профессор Миллер, ну тот самый, который наблюдал за мной по просьбе Стивена, утверждает, что для того, чтобы я избавилась от кошмаров, я должна научиться говорить о них, делиться ими. Но как? Подходить к каждому встречному и поперечному и говорить: “Аллилуйя, меня изнасиловали! Услышал, передай другому!” Так что ли? Для чего? Чтобы увидеть в их глазах жалость? Сочувствие? Глупости! Никогда те, кто не пережил этого сам, не поймут меня. Чтобы понять ужас, его нужно пережить самому, а показуха мне не нужна. Знаешь, что сказали мне копы, которые пришли в больницу взять показания? Они сказали, что, если бы я тогда осталась на автобусной остановке, со мной бы ничего не случилось. Представляешь? Выходит, я сама во всём виновата? Следуя их логике, если человек будет сидеть всё время дома, то с ним ничего не произойдёт? Он никогда не умрёт?

На телефоне высветилось новое сообщение от Стивена. Открыв его, я прочла: “Спокойной ночи, милая”.

Я не перезвонила, а отключив телефон, отбросила подальше.

— Думаешь, я тварь да? Неблагодарная? Ты, ничего обо мне не знаешь! Стивен милый, хороший, самый лучший. Он нашёл меня тогда, и с тех пор заботится так, как не всякий родной человек. Вот только что мне делать со всей этой заботой? Он дорог мне, но только как друг, как брат, и чтобы ни случилось, он никогда не станет для меня кем-то больше. Я не хочу давать ему напрасных надежд, но он надеется. Я знаю это. Чувствую, как он ждёт моего выздоровления. И что потом? Иногда, мне становится страшно, когда я представляю его реакцию, когда говорю, что не могу стать его женой. В тот миг я потеряю самого близкого человека. Я не хочу этого! Но иначе, нельзя. Давать обещаний, которых не сдержу — я не могу.

Время шло. Сидя на полу, я продолжала делиться своим самым сокровенным. Не ожидая жалости от безмолвного слушателя, я говорила и говорила, чувствуя, как горечь постепенно уходит из моего сердца. Прав был в чём-то профессор Миллер говоря, что разговоры помогают. Мне действительно становилось лучше.

*

Дуэйну хотелось закрыть уши руками, и крикнуть: “Не надо, прекрати, я не хочу этого слышать!”, но он не мог. Он не хотел испытывать ни жалости, ни нежности, непонятно откуда появившихся, к этой девочке. Он и не представлял, что ей довелось пережить.

Когда то, насилие над слабым полом, было одним из составной его жизни. Возобновив право первой ночи, он подписал приговор десяткам таких женщин. И ни разу, ему не приходилось задумываться над тем, сколько горя он им причиняет. Он понятия не имел, что они чувствуют. Ни разу не задумался об их дальнейшей судьбе.

Сейчас, слушая исповедь этого измученного ребёнка, видя состояние, в котором она пребывала, он чувствовал, как его сердце наполняется болью. Он не хотел её испытывать, не желал ничего чувствовать. Но, это уже было не в его власти. Время, как известно, лучший лекарь, и оно уже давно начало своё лечение.

Он, пока не готов был признаться, что испытывает огромный стыд и раскаяние за поступки, которые совершал в прошлом, но тем не менее, он их чувствовал, и ощущал глубокое презрение, граничащее с ненавистью к самому себе.

По мере того, как девушка, делясь с ним облегчала свою душу, он всё больше и больше сгибался под грузом своей души.

Ближе к утру она ушла, а он ещё долго слышал звучащие в ушах слова: “Я кричала и кричала, но меня никто не услышал, понимаешь? В самый опасный и тяжёлый момент моей жизни, я осталась совершенно одна”.

Он тоже был совершенно один.

Глава 10

— Это вовсе не слухи, моя дорогая, я собственными глазами видела, как мистер Парсонс ровно в четыре- тринадцать утра, выходил из дома Кэти Мерриуэзер.

— Что вы говорите? Кэти? Никогда бы не подумала! А ведь какой порядочной казалась! — миссис Баркли схватилась за сердце.

— Именно! Её невинное личико всех нас ввело в заблуждение. Бесстыдница!

— О ком, это вы? — спросила кумушек подошедшая миссис Донелли. В руке у неё была небольшая плетёная корзинка, с которой она обычно ходила на местный рынок. Однако увидев, как Дебби Коллинз вошла в кондитерскую, она не смогла пройти мимо, не узнав, что нового принесла на хвосте эта сорока.

Увидев заклятую подругу, Дебби покраснела от досады, а миссис Баркли воскликнула:

— Миссис Донелли, вы как нельзя вовремя, вы уже слышали новость о том, как сегодня утром, кто-то заметил мистера Парсонса выходящим из дома Кэти Мерриуэзер?

— Вздор! — компетентно заявила Шарлотта Донелли. С неприязнью поглядывая на Дебби, она заявила:

— Я, конечно, догадываюсь, кто мог вам рассказать подобную чушь, но уверяю вас, что всё было совсем не так! Во-первых, не в четыре-тринадцать, а в четыре — восемнадцать, мистер Мерриуэзер выходил из дома Парсонсов.