Портрет поздней империи. Андрей Битов

Дорогой Саша!

Я стремился на твой юбилей, но медицина не отпустила меня.

От души поздравляю тебя с этим рекордом! 80 — не такая плохая цифра: соединение бесконечности с нулем, с началом.

В начале, в пятьдесят шестом, нам было по пути в буквальном смысле: с Васильевского на Петроградскую, из литобъединения Горного института домой, так что это для меня двойной юбилей: 60-летие собственного письма и нашей дружбы. Ты был действующий учитель литературы, а я был двоечник-второгодник. Ты меня просвещал, а я ревновал: ты больше знал и лучше умел. Пришлось бросить стихи и перейти на прозу.

Потом мы попали в академию Лидии Гинзбург. Она тебя любила, как собственного сына, оценив как первого русского лирика, сумевшего обрадоваться самой Жизни.

Пусть эта радость продлится для тебя и твоих читателей как можно дольше, для начала перекрутим ролик, прибавим бесконечность к бесконечности, как проделала это Лидия Яковлевна. А там видно будет.

Твой старинный друг

Андрей Битов.

Сделаю к этому письму несколько примечаний. В 1956 году я еще не был учителем литературы, учился в Пединституте. И знал я ничуть не больше Андрея, и наша дружба держалась на взаимном обучении: обсуждали все, что прочли и поняли об этой жизни; решали, разумеется, ничего не решив, вечные вопросы и радовались друг другу. Он ценил мои стихи, я любил его рассказы. Первая книга прозы Андрея «Большой шар» вышла в 1963 году, на год позже моей первой книги стихов. Нас и в Союз писателей приняли одновременно — в мае 1965 года.

А Лидия Яковлевна любила его, ценила его глубокий ум, именно глубокий, а главное, своеобразный, острый, ни на чей другой не похожий. Вот чудесная запись о нем из ее «Записных книжек» (1973):

«По поводу этих записей я сказала Андрею Битову:

— Человек записывает чужие разговоры, а его за это хвалят. Несправедливо!

— Так ведь их еще надо выдумать! — сказал Андрей».

Летом несколько раз я навещал его в Токсове на даче, ездили мы вместе с женами в Крым, жили в Алупке, а однажды, тоже вчетвером, приехали в Тарусу, где тогда жила Лидия Гинзбург, познакомившая нас с Надеждой Мандельштам.

Примечательна в этом письме Андрея игра с цифрами, он, совсем как Хлебников, придавал большое, можно сказать магическое, значение цифровым совпадениям и перекличке чисел и дат. Читавшие его прозу, его эссеистику, прежде всего связанную с жизнью и поэзией Пушкина, наверняка обратили на это внимание.

Я мог бы многое вспомнить, рассказать, но писать воспоминания о человеке, которого хорошо знал и любил, трудно, почти невозможно, о чем я уже сказал в самом начале.

Вместо воспоминаний приведу здесь три своих стихотворения, посвященных Андрею.

Два мальчика

А. Битову

Два мальчика, два тихих обормотика,
ни свитера,
ни плащика,
ни зонтика,
под дождичком
на досточке
качаются,
а песенки у них уже кончаются.
Что завтра? Понедельник или пятница?
Им кажется, что долго детство тянется.
Поднимется один,
другой опустится.
К плечу прибилась бабочка
капустница.
Качаются весь день с утра и до ночи.
Ни горя,
ни любви,
ни мелкой сволочи.
Все в будущем,
за морем одуванчиков.
Мне кажется, что я − один из мальчиков.

1961

Вот его отклик на эти стихи — из письма ко мне (14 августа 1961): «Еще раз спасибо тебе, Саша, за стихи, что занес мне тогда. Я вот иногда завидую пианистам: чего это они сыграют? Вот и твоими стихами — чего это я не так пишу и не стихи? Кстати, я тебе звонил, но ты уже уехал, по поводу „Двух мальчиков“. Я вставил в повесть со сноской на твое имя… Я даже не знаю, кстати ли вставка, но уж очень хотелось и показалось, что кстати».