Наталья Николаевна хлопочет о получении гравированного в 1838 году Н. И. Уткиным портрета ее мужа; этот портрет она вставила в свой ящичек для письменных принадлежностей, он обрамлен металлической рамочкой и узором из стальных граненых накладок. Этот изящный ящичек-шкатулка жены поэта находится сейчас в музее-квартире А. С. Пушкина в Ленинграде.
Проведя почти два года в Полотняном Заводе, Н. Н. Пушкина вновь приезжает в Петербург. Она редко появляется в свете, занимаясь главным образом воспитанием детей. В 1841 году опека над имуществом и детьми Пушкина выкупает у сонаследников Михайловское, и в том же году Наталья Николаевна с детьми и старшей сестрой Александрой Николаевной едет в принадлежавшее теперь только ее семье имение Пушкиных. В августе в Михайловское приезжает в гости к сестрам приемная дочь Ксавье де Местра и Софьи Ивановны Загряжской-де Местр (тетки Натальи Николаевны) Наталья Ивановна Фризенгоф. Она хорошо рисовала и сделала довольно много карандашных портретов обитателей Михайловского и Тригорского, в том числе детей Пушкина, Александрины Гончаровой, Прасковьи Александровны Осиповой и ее дочерей.
Н. И. Фризенгоф в то лето несколько раз рисовала также и портреты вдовы поэта. Эти беглые, но точные карандашные зарисовки, находящиеся в альбоме Н. Н. Пушкиной-Ланской (он хранится в собрании Всесоюзного музея А. С. Пушкина), ценны своей документальностью и непосредственностью впечатления. В альбоме три портрета Н. Н. Пушкиной работы Н. И. Фризенгоф, все они сделаны в августе 1841 года. На первом портрете Н. Н. Пушкина нарисована сидящей на открытом балконе Михайловского дома, она изображена в профиль, хорошо заметен удлиненный разрез глаз. На втором портрете изменен поворот лица и фигуры, молодая женщина сидит в кресле со сложенными перед собою руками. Наиболее интересен третий портрет Натальи Николаевны: она стоит, прислонившись к березке, рядом с нею — старшая дочь Маша. Это, пожалуй, самый «непарадный» портрет жены Пушкина; профиль девочки очень напоминает автопортреты юного Пушкина. Все три портрета объединены выражением тихой грусти и одновременно внутренней напряженности.
В Петербурге Н. Н. Пушкина продолжает заниматься воспитанием детей, придавая очень большое значение их образованию. Она, как и прежде, посещает Карамзиных, Вяземских, Мещерских, де Местров, Плетнева… П. А. Вяземский дружески опекает ее, его советы и наставления помогают вдове Пушкина занять соответствующее положение в обществе. В письмах к ней Петр Андреевич в иносказательной форме восхваляет ее красоту и те качества характера, которые заставляли Пушкина называть ее ангелом. «Наша барыня, — пишет Петр Андреевич, — со дня на день прекраснее, милее и ненагляднее, она и всегда была такая красавица, что ни пером не описать, ни в сказке не рассказать, по теперь нашла на нее такая тихая и светлая благодать, что без умиления на нее не взглянешь… она такая умница и скромница, такая чистая голубица, что никакая вражья сила не одолеет ее…»
Дружеская «опека» Вяземского (не без примеси более нежного чувства) продолжалась весь период вдовства Натальи Николаевны. Все портреты начала 1840-х годов делались при участии этого старого друга семьи Пушкиных. К 1842 году относится самый ранний акварельный портрет Н. Н. Пушкиной работы академика живописи, придворного портретиста Вольдемара Гау, писавшего эту прославленную красавицу не один раз. В. Гау изобразил вдову Пушкина в коричневато-кирпичном платье, отделанном прозрачными черными оборками, на груди тонкая кружевная вставка, переходящая в широкий отложной воротник; на сгибе правой руки едва заметна соболья накидка, крытая синим бархатом; темные волосы причесаны по моде того времени — с локонами вдоль щек, серо-карие глаза слегка косят. Лицо Пушкиной поражает правильностью и красотою черт, а общее выражение сосредоточенной замкнутости было характерно для вдовы поэта в это время. Этот портрет, как и другие портреты Натальи Николаевны, хранился в семье, у ее детей; по завещанию А. П. Араповой он был передан в 1919 году в Пушкинский дом. Авторский вариант портрета, подписанный и датированный художником, ранее принадлежал Александре Николаевне Гончаровой-Фризенгоф (Словацкий национальный музей в Братиславе).