Портреты Пером (СИ)

Да, это точно поступок Пера, а не Художника.

Не дури, Художник тебя не стал бы вытаскивать

Джим не заметил, как сползлись к стеклу все, кроме Нортона, лежащего в отключке, и Лайзы.

– It can cut you like a knife, if the gift becomes the fire,

On a wire between will and what will be… – доносился её тихий голос из угла.

И в звеняще-пыхтящей тишине – скрип динамиков. Мэтт дёргается, похоже, не его работа, а оттуда – торопливые постукивания, будто проверка связи.

– Это… – дрожащий голос. Женский. – Это Алиса. Я… я…

Всхлип.

Мэтт отступает на шаг.

Смотрит он на дверь – Джим помнит, там есть лампочка-индикатор. Секунда – он поворачивается спиной и вприпрыжку устремляется ко второй двери.

Первым в комнату кидается Райан, за ним, отстав на долю секунды – Кукловод.

Они успевают добежать до второй, но Форс, дёрнув её пару раз, чертыхается.

– Жрин, жверь отшклишить мое-ешь? – спрашивает невнятно, глядя вверх, на невидимую отсюда камеру.

– Тут шпингалет, я не могу, – она тоненько взвизгивает. – Но я… двери все закрыла... ходы с… сюд-да завалила, в комнату эту! Ему бежать некуда!

Джим бросается к креслу, где сидит Арсений. Мимо проносятся Кукловод и Райан. Мэтта они достанут, а Арсению нужна помощь.

– Алиса! – кричит, – медикаменты!!! Есть у тебя?

Шорох, пока он опускается на колени у кресла, где за ладони прибит к столу Арсений.

– Есть у нас, – опять шорох из динамиков, – да, тут… хватит на первое. Вы же… – уже тише, – воду дадите?

– Воду… – Арсений, стоило освободить его от верхних ремней, откинулся на спинку кресла. Он был натурально белый и глаза не открывал. – Воды б… не помешало…

– А противоядие?

Голос раздаётся из-за спины Джима. Он только боковым зрением успевает заметить, что это Оливия, а когда она там оказалась – неизвестно.

– Не травил он ничего. – Вот этот голос уже больше напоминает Алису. Раздражение и злость. – Чушь.

Оливия обмякает на пол, всхлипывает. Джиму не до этого. Он засовывает Арсению в зубы деревянную ручку молотка и заглядывает в глаза.

– У меня морфия половина ампулы. Введу и буду тащить гвозди. Кивни, как будешь готов.

Райан сбегает по лестнице. Боль, измотанность, всё исчезает. Есть только цель.

Я убью тебя сам

Как должен был

Сейчас

Позади топает Кукловод.

Сначала к логову, но это ошибка.

Мозг просчитывает варианты. Мэтт кинулся первым делом в логово. Заблокировано.

По той стороне.

Через винный погреб

Нет.

Грин заблокировала все двери.

Ход, о котором говорил Нортон.

Раз он спотыкается и летит на пол. Сдирает ладони об оставшуюся краску. Пятна крови.

Обезьяна тут пробегал. Хромой.

Повязка напиталась кровью.

Остались следы.

Запах крови. Чудится.

Выступ стены. Просвет. Он не закрыл двери.

Райан вылетает во двор и резко останавливается. Стабле лезет по стене. Он цепляется за плющ и карабкается вверх, уже на уровне третьего этажа.

– Нортоновский… пистолет бы, – вырывается с ненавистью.

Следом за этим – приступ кашля.

Подбежавший Кукловод становится рядом.

– Уходит.

Райан, сгибаясь пополам, проклинает чёртов кашель.

Арсений сидит в кресле, откинув голову на спинку. Наконец подействовал морфий.

На полу возле его ног валяются два окровавленных гвоздя, а Джим, проклиная антисанитарию, заматывает кровоточащие пробоины в ладонях тряпками. Нет перекиси. Нет хлоргексидина. Даже спирта нет. Нет стерильных бинтов. Единственное, что смог сделать Джим – вылить жалкие пару глотков воды в проколы. Хоть как-то промыть. Теперь, задевая оголёнными кусками мяса на месте ногтя мизинца, обматывает антисанитарными тряпками ладони.

Оливия, похныкав ещё на полу, куда-то ушла.

Рой с младшим поковыляли открывать воду, ушёл и очухавшийся Нортон. Он ещё был под действием морфия, улыбался очумело и слегка шатался. Джен ушла с ним, сказав, что принесёт воду так быстро, как сможет.

Теперь рядом Лайза, сжавшаяся в углу в грязный комочек. Она продолжает тихо петь.

– Он существует, – уверенно заявляет вдруг Арсений.

– Надеюсь, ты не про бога.

Потому что если бог есть – он скучающий ублюдок, который смотрит на нас как на телешоу

Завязать узел на второй ладони и сползти к ножке стула, привалившись головой к подлокотнику.

Очень болят руки.

– Я мог бы сказать «существует самый глобальный мудак на этой Земле под именем Мэтт Стабле», но не. Я как раз о боге. Который ex machina. Сечёшь? – он хрипло смеётся. – У меня на родине это «рояль в кустах» называется. Алиса! Алиса, ты рояль! Или бог. На твоё усмотрение.

Динамики молчат. А Джим поднимает свои руки. Смотрит.

Раны от игл должны зажить. Сломан только мизинец – ну да, его же ломать проще всего. Отодранный ноготь – вообще не травма, отрастёт, основание-то не повреждено. А у Арсения пробиты ладони. У фотографа и художника.

– А ты сын божий, – хрипло говорит, продолжая смотреть на руки. – Осталось только ступни пробить и копьём под ребро тыкнуть.

– Джим, давай вот про брачные игры ты будешь говорить потом. Когда мы хотя бы вымоемся…

Силы его, видимо, окончательно покидают. Перо откидывается на спинку кресла и закрывает глаза. Ничего героического в нём не заметно. Усталость, измученность. А ещё он будто выглядит старше, чем был.