Портреты Пером (СИ)

Рой привязать Джека смог кое-как. Измазал его кровью.

До двери дошёл сам, а у порога рухнул.

Кукловод втащил его внутрь.

Дверь заблокировалась.

Арсений, продолжая рисовать (штрих нельзя убыстрять, только не торопиться и не испортить работу), в коротких отрывах от листа смотрел, как Стабле подходит к Джеку. Тот закрывает глаза. Обезьян переворачивает часы и тут же хватается за два крайних пальца.

Ломает, кажется.

– Две минуты Джека, – Арсению чудится тихий звук среди стонов, шороха динамика и шуршания. Во внезапной догадке он запускает руку в карман. – Две твоих минуты. А после я пойду за тобой. Через четырнадцать минут мы получим противоядие.

– Ты можешь не выжить.

– Стабле не ставит своей целью нас убивать. То, что он делает, больно, но не смертельно. Там вообще ни одного серьёзного орудия для пыток нет. Да и две минуты эти. Цель – запугать нас.

Арсений делает ещё пару серий коротких штриховок, углубляя тени. Оглядывает Джима. Любимый профиль, красивые, чуткие пальцы, теперь касающиеся стекла. Почти неизраненные, без шрамов. Рука в кармане сжимается на прохладной металлической поверхности. Теперь он уверен.

– Последнего может и убить, – Кукловод. – Да и десять минут ты можешь не выдержать.

– Арсений, я хочу стать последним, – твёрдо говорит Джим. – Выдержи две минуты за младшего, я тебя заменю.

– Одобряю, – Кукловод тыкает в сторону Джима пальцем. – Ты, Файрвуд, само благоразумие.

Арсений качает головой. Сворачивает рисунок и засовывает в карман. Во время пытки Джима будет не до этого.

– И вы оба знаете, что я так не сделаю.

Когда дверь открывается, Перо идёт вместе с Джимом отвязывать Джека. Он плох. Белый, мокрый, трясётся. Отвязав, крыса приходится навалить на стол.

Арсений сам привязывает Джима.

– Две минуты, – наклонившись к его уху. – Считай про себя. Два раза по шестьдесят секунд и всё закончится.

Затем подхватывает под руки Джека, выводя из комнаты. За ними пищит замок.

Джеку досталось и током, и ножами, и кипящим маслом. Ожоги, кровь, разрезы. Оторвана парочка ногтей, сломаны три пальца. Мизинец ещё и торчит как-то вбок, Мэтт выворачивал кость и бил по ней молотком. Не сильно. Но что такое «не сильно», когда что-то смещает переломанную кость?

Арсений помогает ему сесть, даёт воды и нашаривает в сумке тряпку. Обтирает пот с лица. Промокает кровь с пальцев и предплечий. Большего всё равно не сделать. Даже перевязать нечем, бинтов в сумке нет. А рядом ещё кучка валяющихся, трясущихся и стонущих тел, оставшихся без присмотра.

Перо уходит к стеклу.

Это он должен видеть.

Иногда даже хорошо быть эмпатом.

– Для тебя, Файрвуд, раз уж вылез из норки, я приготовил нечто особенное, – шипит Стабле. Вытягивает из кармана чёрную ленточку. Такие Трикстер заставляет искать в доме в ночь смерти Исами.

Ленточка плавно закидывается на шею Джима. Пальцы Обезьяны, длинные и неправдоподобно тонкие, ласково держат концы ленты, завязывают узел. Тянут его ближе к горлу.

– Помнишь ошейник? Помнишь?

Джим с ужасом вжимается в спинку стула.

Часы Мэтт не переворачивает. Ведь лента на шее со стороны не считается за пытку.

Плавное завязывание – на резкий рывок, и узел затягивается Джиму под горло.

Он подаётся спиной назад, чуть запрокидывает голову. Дыхание сбивается сразу же.

Дёргается, пытается высвободить руки.

Мэтт, улыбаясь, включает передачу звука.

Стабле успел загнать Джиму под ногти семь иголок.

Вбить их молоком поглубже.

Оторвать два ногтя.

Успел сломать палец.

А ещё была лента.

Джим задыхался, хрипел, кричал, рвался в ремнях и дёргал запястья в фиксаторах, в кровь сдирая кожу на основании кистей рук. Запрокидывал голову, подставляя стерильному свету ламп беззащитное горло.

Арсений считал время. Песок в часах сыпался медленно.

Стабле увлёкся иголками. Стабле не заметил, когда песок пересыпался полностью.

– Стоять. Я иду следующим.

Арсений постарался убрать из голоса эмоции. Две минуты закончились.

Мэтт для начала вбил ещё одну иголку, потом уже выпрямился.

– Да что ты говоришь? И правда. Песочек пересыпался. Как быстро летит время, Пёрышко… твоё право!

Арсений едва дождался, пока запищит замок.

Прошёл – хотя хотелось забежать – внутрь.

Подхватил со стола нож и первым делом перерезал ленту на шее Джима.

– Ну, две минуты, – прошептал успокаивающе. – Всё позади.

– Нет… Не две. – Джим откинулся на спинку кресла. Не боль, его измотала паническая атака. И до сих пор трясёт лихорадочно. – Не две…

– Знаю, – Арсений уже отстёгивал ремни. – Они минимум на четыре рассчитаны. Но не докажешь же. Щас, ещё немного…

Отстегнув все фиксаторы, взял безвольную руку Джима покрепче.

Иголки, хоть и коротенькие, выходили тяжело. Тонких щипцов в пыточном арсенале макаки не обнаружилось, и Арсений подцеплял иголки зубами, вытаскивая наружу. Иногда торчало только ушко, и тогда приходилось изворачиваться. Металл тихо клацал о цепляющиеся за него зубы.

Он считал про себя.

Две.

Три

Пять.

Семь.

Восемь.

Последнюю выплюнул на стол. Все в крови, но хоть не ржавые.

– Вроде все… Подняться сможешь?

Мотает головой. Странно, рывками.

– Не уверен. И… привязать не смогу.