– Минут пятнадцать-двадцать, – тот качает головой, и его волосы щекочут нос. – Но это… в общем, он с самого начала какой-то… тихий был. А теперь совсем разошёлся.
– Разойтись в том, чтобы быть тихим… ну-ну. Призраками не пахнет, да я и знаю точно, где сейчас призрак Исами... Это он сам.
– Тем хуже.
Джим тихонько вздыхает. Отводит взгляд от брата, чуть прижимается к Арсению. Сжимает губы.
– Это не реакция на стресс, потому что при стрессе он вопит и бегает, при большом стрессе уходит в себя и отмалчивается. Это не нормальное состояние, потому что… не оно. Спокойный Джек другой. И я даже не могу сказать, плохо ему сейчас или хорошо.
Арсений приобнял его в районе поясницы. Сейчас, если по чести, не хотелось ни о чём думать, а просто утянуть Файрвуда куда-нибудь подальше и там… уснуть с ним вместе.
– Мы забыли о Зеркалах, – заговорил через силу. – Сосредоточились на сильных, на Кукловоде, Элис, Трикстере, Художнике… И забыли, что у каждого из остальных обитателей есть свои слабенькие Зеркала.
– Не знаю, я своё иногда чувствую. Это совершенно чокнутый хирург, которому страсть как не терпится изучать человеческое тело.
– Да, а кто у Джека, мы не знаем. – Арсений кончиками пальцев погладил ту часть Джима, до которой смог дотянуться. Где-то в районе бедра. – А если спросить, он не скажет, потому что вряд ли выделяет эту часть как отдельную от себя.
Джим напряжён. Но под его пальцами начинает расслабляться.
– Значит, и говорить с ним смысла нет. Понаблюдаем ещё, потом будем делать выводы. Всё равно больше ничего не можем.
– Угу.
Не нравится мне это «просто наблюдать»
Особенно с Зеркалами.
Но делать было нечего. Перо переместил ладонь на тёплый даже сквозь ткань рубашки бок Файрвуда. Идеальный вариант, конечно, засунуть руку под ткань, но, во-первых, фиг доберёшься, во-вторых, рука своя наполовину в бинтах, на другую половину еле тёплая. Так что довольствоваться пришлось поглаживаниями сквозь ткань.
Вот исчезну отсюда, а он гладиться хрен кому дастся, – подумалось некстати. – Опять будет весь из себя неглаженый. Поначалу так точно
Нравный, блин, как породистый кот
Зато сейчас – расслабленный, спокойный. Точно кот, только тощий и волосы неровно подстрижены.
Арсений слегка тянется, касается носом его уха.
– А в моей комнате никого нету, – еле слышно. – Не хочешь прогуляться? Или нам надо наблюдать без перерыва?
– Вряд ли, – с тихой усмешкой, – а с уборкой, думаю, и без нас справятся. Идём.
Арсений под пугливым взглядом Энн (приходится заговорщически ей подмигнуть, дескать, проблема уже на рассмотрении) поднимается, осторожно огибает завалы чашек, карт, ещё какой-то посуды, поднос, Табурета, корзинку с рукоделием Кэт, вытянутые ноги храпящего у входа Билла. У дверей оборачивается. Джим только в районе подноса, но его путь старается повторять след в след.
Когда они оказываются за дверью в стылом коридоре, Арсений берёт его за руку.
– Никогда бы не подумал, что идти дрыхнуть с тобой может быть так волнительно и нетерпеливо, – поделился душевными переживаниями у лесенки. – Это такая любовь, знаешь…
– Да. Ко мне и ко сну. – Джим иронично усмехается. – Пойдём, мой боевой жеребец, а то я, кажется, посреди коридора заснуть способен.
В комнате они стягивают через силу покрывало с кровати, Арсений кое-как скидывает кроссовки, уже неудержимо зевая. Большая часть одежды тоже отправляется на пол, Джим помогает ему стянуть то, что с его руками фиг стянешь нормально. Они сто лет не спали как нормальные люди, не как попало и без верхнего.
Простыни, хоть и чистые, слежавшиеся и холодные, одеяло не лучше. Сначала приходится пройти стадию стучания зубами, зато прижавшись друг к другу.
– А хорошо, – Файрвуд сдерживает зевок, утыкаясь в его плечо, – что окна заколочены. День… – Снова сдерживает зевок, но уже более слабый, – а мы спать…
– Да… а я хотел хряпнуть на сон грядущий. – Арсений повозился, устраиваясь так, чтобы им обоим было удобно. Пододеяльная полость медленно согревалась. Перо с наслаждением закрыл глаза. – Но и так… сойдёт. Спокойного дня.
Кукловод проснулся в темноте и интуитивно понял, что ночь только-только настала. Сейчас лето, значит, у него есть часа четыре до того, как начнёт светать. В доме с заколоченными окнами и без света эти четыре превращаются в пять. Значит, надо было действовать. А для этого – отыскать хоть одну дееспособную марионетку.
Он бесшумно поднялся с дивана в гостиной, где спал, но на полминуты задержался, чтобы несколько раз зевнуть спросонья. А он и забыл уже об этой особенности быть живым.
Дом напоминал сонное царство. Ни охраны, ни патрульных. В спальне среди грязной посуды повально спали все выжившие марионетки, кроме Энди, Джека, Пера и, кто бы сомневался, доктора. Последние двое обнаружились в бывшей комнате Пера наверху, мило сопящие под одним одеялом. Неразлучники.