Портреты Пером (СИ)

Брат, едва успевший отдышаться, ухмыляется. Страшно, как иногда… Арсень делал. Непривычно.

– Зато резиной не воняет, – хрипит надтреснуто. Закашливается. – Да и помирать без него поприятнее.

– Джим… – шепчет Дженни, закусывая кончики ногтей.

– Прекрасно, – сухо констатирует динамик. – Перо – на выход. Тебя заждалась наша игрушка. Давай-давай. Следующая станция – спальня.

Арсень выходит из комнаты. Плетётся еле-еле. Он вообще никак не реагировал на всё происходящее. Стоял у стенки и качался.

Джек садится возле хрипло дышащего брата.

– Пыхтишь как паровоз, – вырывается само собой. – Воды хочешь?

– Я и чаю могу принести! – Дженни. – Джим, ты скажи… или таблетки. Заходить в комнату нельзя, мы шваброй протолкнём к вам!

– Или термос катнём, – поддерживает Лайза. – С тёплым.

Джим старается выпрямиться. Да. Для него это важно. Начинает раздавать указания.

– Нужен тазик. Меня тошнит от транквилизатора, еле держался. Будете поить меня солоноватой водой где-то полчаса. Потом – сладким чаем. Одежду с меня уже сняли... так что при удушении будете наклонять вперёд, чтобы не захлебнулся, если что, рвотой. Джек может помогать Арсению?

Приходится раскрыть рот и начать говорить. А Джеку больше всего хочется помолчать.

– Он сказал – за каждую попытку помощи будет сокращать время. А кроме меня с тобой тут никто сидеть не может. За это тоже наказание.

– Да, тому, кто зайдёт… – подтверждает Дженни.

– Плохо.

Джим сжимает руку брата. Чуть улыбается (губы только-только начали терять синюшный оттенок) и, вроде, хочет сказать что-то, как его опять начинает душить.

– Джейн, я… побудешь тут? – Лайза слегка встряхивает девушку за плечо. После того, как Арсень ушёл, уже час, а новостей никаких. Не хочется её оставлять, ох как, но…

– Да, а что?

Лайза поджимает губы. Кому-то причина покажется ерундой. А она знает – Арсень бы понял.

– Фотографировать, – произносит через силу.

Дженни кивает. Вряд ли поняла. Да и не важно уже.

Лайза несётся в комнату Пера, натыкается у детской на толпу обитателей. Все они стоят у дверей, сосредоточенные, кто мнётся с ноги на ногу, кто…

Она пролетает мимо. Не чует под собой ступенек. От слабости голова начинает кружиться, а вдохи-выдохи резкие, даже до боли.

Фотоаппарат находится не сразу. Приходится взрыть всю комнату, и так перевёрнутую кверху дном. Лайза под конец, чуть не плача, начинает звать его, как живое существо, и о чудо – находит почти сразу. Он оказывается на полу под наваленными подушками. Лайза вытаскивает его из чехла, прижимает к себе. Гладит, как животное.

– Вот ты где, хороший мой, – обращается к тяжёлой «тушке», давящей на ладони. – Надо поработать. Ничего, что у меня руки не как у него? Ты не капризный?

Неловко сжимая фотоаппарат, девушка сбегает вниз.

Ждать приходится минуту. В дверях щёлкает, и оттуда вываливается Арсень.

– Быстро! – рявкает Рой, ловя Перо. А тот падает на подпольщиков. Рой и Майкл подхватывают его под руки, Нортон суёт за оттянутую губу красную капсулу. Гемостимулин. Тут же дают запить водой или каким-то отваром из бутылки. Арсень давится, но глотает и раскрывает рот.

– Амш… ли… тека.

– «Библиотека» сказал! – даёт отмашку Рой. – Потащили!

Перо волокут по коридору. Голова с растрёпанными волосами свешивается вниз, кисти со скрюченными пальцами болтаются безвольно, как у мёртвого. И бинты в крови. Кроссовки волокутся по полу, задевая за ступеньки.

– Не бойся, маленький, – Лайза машинально гладит фотоаппарат, не в силах оторвать взгляда от этой картинки. Под пальцами – ровные ребристые выступы на объективе. Опомнившись, забегает вперёд и щёлкает.

– Что, Сазерленд, замещаешь? – без злобы осведомляется Ричардсон.

– Да.

Это «да» простым выходит. Будто так и надо. И на неё не обращают внимания.

Лайза делает несколько кадров. Она слабо понимает в настройках, а авто-режима здесь просто нет. Приходится со вспышкой и наугад.

До самой библиотеки. Там Арсеня приваливают к двери, тормошат. Негромкие голоса со всех сторон:

– Давай, Перо, немного осталось.

– Мы поймаем.

– Держись. Потом накормим сахаром и завалишься спать.

– Ага… пиздеть хорош, – Арсений поднимает вверх руку. Слабо отмахивается, улыбаясь ошалело. Губы почти белые. – Давайте уже.

Его пропихивают за дверь. Дверь изнутри закрывается.

Лайза опускает фотоаппарат, ощущая, как колотит дрожь. Нет, она не поймёт фотографов, у которых руки не дрожат снимать чужое горе. Не поймёт.

Одна, две. Десять. Комнат.

Одна, десять, полчаса, час.

Он собирает одежду Джима. Брюки, пальто, свитер, ботинки. Один в кинотеатре. Другой на кухне. Ещё рубашка.

– Вот и правильно, – хрипит рация, когда он обнаруживает искомое. Трикстер даже ботинки раскидал… раскидал. Ботинки. Пол плывёт. Где всё? – Редко кто из нас оказывается в больнице голым. А ты, наверное, всё гадал-гадал, где же одежда Джима? После того, как испытание закончится, можешь вернуть её хозяину. Надо же в чём-то хоронить Джеймса Файрвуда, упокой, Господи, его душу… Приём.

Внутри что-то обрывается. Арсений делает к двери шаг, сжимая в ледяных пальцах джимову рубашку. Качается и опускается на пол, на колени.