Портреты византийских интеллектуалов. Три очерка

Над интеллектуальным миром Византии довлела традиция поведения и оценок. Чтобы принадлежать к интеллектуальной элите, viri literati должны были владеть высоким искусством литературного жанра: панегирик и памфлет требовали разных слов. Нарушение жанровых законов могло быть сочтено проявлением невежества. Этим также может быть объяснено лавирование между императорским троном, мэтрами литературных салонов и потребностью словом предотвратить беду. Объективно византийские писатели соединяли в своих сочинениях традиционное и глубоко спрятанное индивидуальное отношение к тому, о чем они писали. Радикальность и порой даже революционность некоторых оценок ломались в их же сознании о монолит сложившейся догмы, а добрые побуждения утопали в многословии.

Можем ли мы доверять сочинениям византийских авторов в их оценках социального, экономического и политического состояния страны? Разумеется, современникам событий необычайно трудно до конца понять события текущего дня. Для того, чтобы оценить каждодневность как процесс, необходимо подняться над Временем, но это дается свыше и крайне редко. Адекватного отражения эпохи нельзя требовать от современников событий, так как каждый из пишущих мог обратиться лишь к отдельным явлениям, которые были ему ближе и волновали прежде всего его самого и людей его круга. Там, где не хватало информированности в том или ином вопросе, автор компенсировал ее традицией, а она порой несла опыт многовековой давности.

Собираясь реконструировать общество по письменным памятникам эпохи, в изучении социально-экономических процессов резоннее обращаться к документальным источникам, прежде всего актам, зафиксировавшим купли-продажи, завещания, наследования, дарения, переписи владений и размеры налогов. Сочинения интеллектуалов дают здесь незначительный материал, ибо информативная наполненность их сочинений незначительна. Однако в изучении духа времени, культуры и идеологии общества византийская риторика, как и все нарративные сочинения, незаменима.

Без сомнений, любое письмо, трактат, энкомий или псогос отмечены в высшей степени субъективными оценками. На тональность сочинения влияет все — погода, состояние здоровья, благополучие близких и, наконец, настроение, с которым автор берет в руки перо. Но все это, косвенно отраженное в написанном сочинении, тоже очень важно для нас, людей другой эпохи, чтобы ощутить то далекое и близкое, что характеризует время, к которому мы обратились. Без человека и всего человеческого, что ему присуще, нет истории.

Несмотря на малую степень информативности и значительную субъективность, сочинения византийских интеллектуалов передают боль и страдания общества, а их авторы стремятся найти выход из трудной общественной ситуации. Испокон веков свое предназначение интеллектуалы усматривали в служении обществу. Хотя они представляли малую группу в населении империи, забота о стране и народе осознавалась ими, как их обязанность и прерогатива.

Византийские интеллектуалы выполнили свою миссию духовных посредников между греко-римским и современным миром. Аккумулируя ценности античной духовности, они способствовали трансляции византийской образованности в другие земли и эпохи. Та замкнутость византийской культуры, с которой боролись византийские интеллектуалы, была разомкнута после гибели империи, однако своим излучением вовне византийская цивилизация во многом обязана своим интеллектуалам, не дожившим до этого времени.

При чтении этой книги может показаться, что ее автор где-то не так понял византийского писателя, в чем-то обратил свое, сегодняшнее, в прошлое. Вполне возможно. Абсолютной адекватности понимания трудно достигнуть даже в отношении своего современника. Различие характера образования, стереотипов мышления и поведения является, конечно, неким барьером, преодолеть который нелегко. Однако, преодолев — более или менее успешно— этот барьер, осознаешь близость судеб, ситуаций, ошибок, составляющих то, что называется историческим опытом, в частности, опытом современной интеллигенции. Особенно это волнует, когда, миновав расстояние в шесть столетий, еще раз убеждаешься, в какой степени Россия унаследовала как положительный, так и печальный опыт Византии.

В исследовании византийского менталитета, наряду с работами общего плана, выявляющими закономерности и характеристические черты этого феномена, следует оставить место и портрету отдельного конкретного человека. Галерея портретов — надеюсь она будет! — позволит воссоздать не абстрактную византийскую интеллектуальность, а ее носителей, «людей пера» — в их борениях, страданиях, ошибках, изменах и надеждах.

Приложение

Алексей Макремволит Разговор богатых и бедных [82]

Что сказали бы бедные богатым и что богатые ответили бы им: