Порубежье (СИ)

И что «по-другому никак»? Потопить, что ль, хотят? Да нет, сказали, что кому-то задолжали помощь царю… Мысли галопом неслись в голове и на лице отражались тоже.

— Не беспокойся, государь. — Фудзин тронул его за рукав. — Просто прикажи своим людям поднять паруса и отойти с кормы.

Распорядился царь, как было велено, лицо при этом держал каменное, прям как у того ливонца лысого. Рожа бритая, голова как коленка, а лицо завсегда такое, как жабу съел.

Вои держались мужественно, славных мужей подобрал, а вот боярин Собакин даже заинтересованность проявлял, всё поближе к витязям протолкнуться хотел да заговорить. Вправду бесстрашный такой или с колдунами знается? Ведь недаром там, где его, Собакина, да Борькины вотчины, край нечистым считается. Ведь недаром не больно охотно бояре туда свои дружины собирали. Неизвестно на самом-то деле, что там делается.

А между тем на реке начались чудеса настоящие. Витязи-то, слава богу, исчезли, как и пришли, путем неведомым. А вот паруса надулись ветром: так мальцы кораблики пускают по вешним водам, дуя в паруса берестяные. Тут вот как будто тоже кто-то дул с неистовой силой прямо в паруса, корабли подгоняя.

Люди молчали. Молчал и царь, стоя на носу, в меч вцепившись, и смотрел вперед, чтоб не видеть необыкновенно быстро убегающие назад берега.

Только Собакину как шлея под хвост попала, с борта на борт бегает, берега рассматривает, чуть ли не руками машет, радостный такой!

****

— Сбежал ить! Сбежал!

Воструха-старшая с обреченным видом опустилась на лавку, кутая руки в передник.

— Кто сбежал-то, сестрица? Федор?

— Он самый, братец.

— Знать, так надобно, — выдал свое мнение Мороз.

— Да что ты такое говоришь! Дед! Дите с вражиной биться убегло, а он — «так надо»!

Мороз аж простоквашей подавился от такой непочтительности — считай, дурнем старым обозвали!

И тут заговорили все разом: Кощей, Морена, Ягая, домовушка, и даже Юки-онна не промолчала:

— Правильно, Федор-тян становится мужем.

— В его годы витязи со мной бились. Было время… — Ягая.

— Ты еще Святогора вспомни, вечно младая ты наша… — Морена не пропустила повода подкусить заклятую подруженьку по поводу возраста.

— Да я про него, Святогора, и гово… Ах ты, сучка! Морена!

— Куда уж мне до тебя, Марина!

— Не волнуйся, воструха, не пропадет парень, мы с Ягаей за ним присмотрим.

— Присмотрим, — подтвердила Марина Моревна, надевая костяные доспехи.

— А ты что, тоже идешь? — выдохнула повелительница хворей.

— Это Кощей идет, а мне и лететь есть на чем.

— Пешком быстрее, — лаконично заметил Кощей.

— А сверху виднее, — просветила его Ягая.

— Нет, други! Я не поняла! Вы что, вместе собрались?!

Юки-онна посмотрела на Морену с интересом, все же прочие — как на полоумную.

— Во-первых, там много народу, во-вторых, там война идет, — озвучил общее мнение Мороз.

— Этот губошлеп Кощею не соперник, это раз!.. — выкрикнула Морена.

Кощей аж порозовел от удовольствия.

— Я, вообще-то, имел в виду бой, грандиозное сражение, а не белого всадника тьмы.

Морена фыркнула.

— Я иду с вами.

— Нет, это исключено.

— Нет.

— Да!

— Женщины ждут дома, когда мужчины воюют, разве нет? — Юки-онна страшно беспокоилась, и о муже, и о сыне. Вот только женой назвал — и в бой. И Фудзин-тяна тоже духи унесли… Неспокойно, так бы и обернулась птицею, и полетела… но не подобает, в таких делах женщина только помеха… Но, глядя на Марину, задумаешься, что женщины разные бывают.

— Закрою в тереме!

— Я к отцу уйду!

Перепалка между милыми продолжалась.

— Не будешь слушаться — не женюсь! — выдал Кощей.

Кромешники замерли. Кощей и женитьба — это вещи совсем противоположные.

— На ком? — спросила не посвященная во все хитросплетения нравов новой семьи Юки-онна.

— Ни на ком, — шепотом пояснила ей домовушка. — Если Кощей женится — небо упадет на землю.

Кощей обвел взглядом горницу.

— Уважаемое собрание! Если эта женщина будет уважать мои решения, я женюсь на ней! — И мысленно добавил: «Когда-нибудь».

— Небо упадет на землю? — громким шепотом спросила Юки-онна.

***

Воевода смотрел на сражение. Две трети полков несметных переправилось на нашу сторону. Врезались в черные ряды врага защитники. Рвут горло коням и людям волки-перевертыши с западной стороны, помогая воям Данилы. Крутятся крыльями ветряной мельницы мечи в руках Кощея; рубится бесстрашно, как северная валькирия, Марина Моревна; носится в ступе Морена, то раненому подсобит, а то, гляди-ка, стрелы собирает да воям приносит; сражается один против четверых вражин Рогдай, сражается, побеждает, а на их место новые противники встают.

Падают славные дружинники. Слишком много негодяев супостатных, злодеев непрошеных! А за их спинами едет на белом коне всадник в белых одеждах, имя ему Раздор, или Война. Поднимает он силу вражью, толкает их вперед, заставляя не ведать страха.

Ох и хороши все-таки грибочки у лешака! Или это Морена расстаралась? Меч в этой битве вдоволь напился крови! И легоньким кажется — как перышко! А… н-н-на тебе, вражина! Кто еще прет на землю Русскую?

Иван-царевич почувствовал наконец, что такое пресловутое «высокое вдохновение битвы»!