Порубежье (СИ)

Богатырь окинул взглядом поле брани. То ли от того самого вдохновения, то ли от подарочка Морены, но казалось, что все двигаются медленно, словно застревая в киселе прозрачном. А вот какой-то мужик странный посреди вражин бессовестных, одетых во всё черное (умно, чтоб следами крови не пугать ни себя, ни сотоварищей), движется, на белом коне, полуголый и в белое полотно замотанный.

Белая ворона, право. Колдун? Точно колдун! Вон, поворачивается и шепчет что-то, и эти черные сразу быстрее шевелиться начинают!

Царевич решительно направил коня в сторону белого всадника.

Макар только стрелы успевал пускать. Здесь, на высоком пригорке, удобное место. Он и еще пятеро дружинников его облюбовали. Дружинники уважительно на Макара поглядывают. Да, не вой Макар, охотник. Но каждая стрела цель находит. Спасибо еще отцу, за лук хороший да стрелы каленые. Только мало осталось стрел-то! Да и бойцов тоже меньше — один на земле со стрелою в животе корчится, другой руку баюкает, ему стрела в плечо попала.

Не успел подумать, что стрелы кончаются, — на тебе, как в сказке: появилась в воздухе ступа, прям обыкновенна ступа, в какой бабы толокно толкут. Летит эта ступа по воздуху, вихляется странно, но летит.

А в ступе… Нет, не Баба-яга, та страшная, а это бабенка молодая, рыжие волосы по ветру треплются, длинные рукава платья черного следом развеваются. Подлетела к онемевшим воям, три колчана каленых стрел на землю кинула. Затем кое-как из ступы выкарабкалась, подошла к раненым, не обращая внимания на вопли, стрелы вынула, потом, одежу порвав, водой из фляжки серебряной раны промыла, причем Захару аж в кишках рукой поковырялась. Потом ручки белые встряхнула, в ступу свою забралась, молвила:

— Вы, ребятушки, меня не видели. Проболтаетесь — неделю в нужнике просидите, поносом маясь. Нет, две недели!

И так же, вихляя, улетела.

Переглянулись вои промеж собой, потом на раненых глянули, а те сидят уже на земле, живехоньки-здоровехоньки, глазами хлопают.

— Так, други, вставайте в строй, — сказал самый старший. — Не знаю, как вы, а я не видал ничего.

****

Среди сокровищ Зэмистокльзовых много полезного нашлось: мечи булатные; стрелы каленые да костяные; две булавы; самоцветами украшенная трубка чудная, медная, смотришь в один конец — и всё далекое близким делается. По виду, конечно. Вадька сначала рукой аж ветку ухватить хотел, но морок это аль какая другая причуда. А самое главное, указал перевертыш-переросток на беседку странную, с ковровыми лавками, витыми золочеными столбиками и бархатным балдахином с бахромой и кистями. Тонда называется.

— Лет эдак сто пятьдесят назад подарил мне один правитель страны южной, махараджа называется…

— Страна?

— Нет, правитель. Так вот, подарил он мне зверя дивного, элефант называется, ноги у того зверя что колонны, уши — что попона у коня. Нос — как длинная змея с руку толщиной, только без головы. Клыки торчат огромные, ажно кверху загибаются. Вот на его спине и крепилась эта тонда. Еще кресло есть, для погонщика, оно спереди крепится, попона на лоб да на голову…

— Страшный зверь… Кровожадный, небось? Людей терзал? — Вадька поежился.

— Не, какое кровожадный, траву щипал, по родине скучал. После, когда этот элефант всё вокруг пещеры объел — тогда у меня другая пещера была, в другом месте, — я его обратно отправил, но уже без сбруи.

Ох, намаялись богатыри эту беседку змею летучему на спину прилаживать. Много нового о себе узнали.

Но сделали все-таки ладно! Стоит Горыныч Зэмистокльз в своей звериной ипостаси, весь такой нарядный, на спине попона, на лбу тикка с драгоценными камнями, сбруя золотом да серебром сверкает, красота, да и только.

Зэмистокльз друзьям своим новым рассусоливать не дал, лапами притопывал, огнем попыхивал, в общем, долетели до своих быстро, правда, опять коней пришлось оставить, сволочным крестьянам на поживу.

По прилете на родную сторону Славен окончательно утвердился в мысли, что знаком Змей Горыныч старым воям отнюдь не понаслышке. Ни паники, ни воплей тебе, лишь разошлись тихонечко, место освободили, когда приземлилось чудо-юдо около шатра воеводского. Только молодые ратники с лица побледнели да перевертыши взъерошились, но Иван Данилыч быстро порядок навел, Горынычу даже не удивился, поздоровался уважительно, а Ждан даже перемигнулся, как со старым приятелем. Вот оно как, значит. Знакомцы старые, как есть!

По совету Змея Горыныча, расселись в этой беседке-тонде шесть лучников бесстрашных, припас стрел каленых взяли, копья длинные. Вадька в специальное кресло впереди сел, тоже копьем вооружился.

Вообще, змей-перевертыш драконом себя называть велел или по имени, но имечко-то у него зубодробильное. Ну, дракон — это он там у себя в землях западных был, а здесь — Змей Горыныч, и всё тут. Персона уважаемая и, как видно, известная.