С этими словами Ржевский развернулся и шагнул прочь, но тут обнаружил, что, отпустив край стола, не выпустил из рук скатерть. Фарфор, хрусталь и серебро посыпались на пол с мелодичным звоном. Тасенька немелодично взвизгнула. Возможно, ей на колени что-то упало. Старушка Белобровкина ойкнула. Наверное, на неё тоже что-то свалилось, но у Ржевского имелись заботы поважнее – как бы добраться до своих санок и не упасть, особенно на ступеньках, а то ещё распространятся слухи, что губернатор спустил его с лестницы. Нет, этого никак нельзя было допустить!
Уходить надо красиво, поэтому поручик пытался придать своей походке столько красоты, сколько возможно в нынешнем состоянии.
* * *
Добравшись до гостиницы, Ржевский кое-как поднялся в номер, повалился на кровать и провалялся так до самого вечера, то засыпая, то просыпаясь и счастливо похохатывая, ведь обед у губернатора прошёл почти идеально. Конечно, было жаль, что не удалось как следует поухаживать за генеральшей Ветвистороговой, ну да ладно.
И только тогда, когда за окнами сгустилась темнота, а Ванька зажёг свечи, поручик вдруг резко оторвал голову от подушек и воскликнул:
– Чёрт побери!
Ведь свидание с Софьей предстояло вроде как сегодня! В полночь! А сколько оставалось до полуночи? И за это малое время следовало привести себя в порядок.
Ржевский, сев на кровати, подозвал Ваньку.
Тот подошёл, держа в руках канделябр.
Поручик с силой дыхнул; слуга сморщился, а огоньки свечей канделябра на секунду вспыхнули необычайно ярко и сильно. Очевидно, причиной тому были винные пары.
– Водкой от меня пахнет? – спросил Ржевский.
– Пахнет, – сокрушённо ответил Ванька.
В течение следующих двух часов Ржевский тщательно помылся, побрился, ещё раз почистил зубы, прополоскал рот одеколоном и намазал усы духами, а затем вновь облачился в гусарский мундир, проветренный на морозе.
Отражение в зеркале выглядело неплохо, но стоило только дыхнуть, как впечатление портилось. На этот раз Ванька почти не скривился, но дамы к таким вещам более чувствительны и взыскательны, поэтому следовало предпринять ещё что-нибудь.
«А может, само исправится?» – с надеждой подумал Ржевский.
Он просидел в номере ещё около получаса, делая особое упражнение – как можно чаще вдыхая и резко выдыхая, чтобы весь запах «выдохся», а затем решил снова испытать удачу, но проверить себя не на Ваньке, а на другом человеке.
Спустившись на первый этаж гостиницы, в зал, поручик увидел полового:
– Эй! Человек! Челове-е-ек!
Половой почти сразу подскочил к нему и угодливо спросил:
– Водки?
– Нет, – досадливо ответил Ржевский и дыхнул: – Скажи-ка, пахнет ли от меня водкой.
– Есть такое. – Половой кивнул. – А надо, чтоб не пахло?
– Очень надо, – с чувством произнёс поручик.
– А вы, господин офицер, чесночком закусите, – посоветовал половой. – Средство верное.
Ржевский представил реакцию дамы.
– Нет, – сказал он, – только не чесноком! Уж лучше пусть пахнет водкой.
– Тогда огурчиков солёных скушайте, – предложил половой.
Совет оказался хороший, если не считать того, что запах солёных огурцов, не слишком подходящий для свидания с дамой, невозможно было перебить ничем. Оставалось лишь смириться.
И вот незадолго до полуночи Ржевский, от которого одинаково сильно пахло французскими духами и солёными огурцами, подъехал к дому Софьи Тутышкиной.
* * *
Как только санки остановились возле особняка Тутышкиных, Ржевский ещё раз нащупал в кармане ключ от задней двери, который дала Софья. Ключ от счастья! Если, конечно, даму не смутит запах огурцов.
«Пустяки! – ободрил сам себя поручик. – Скажу, что это модный парижский аромат. Ведь на счёт цветочного горшка она мне поверила».
Рассудив таким образом, Ржевский настолько уверился в успехе, что отрезал себе пути к отступлению. Выбравшись из санок, скинул шубу, которая явно мешала бы перелезать через забор, и велел Ваньке, чтобы ехал обратно в гостиницу. Нечего морозить коня.
– Вернёшься через четыре часа, – сказал поручик, а ведь случись что непредвиденное, он оказался бы один на холоде, даже без шубы, и ближайшие полночи не мог бы рассчитывать на помощь слуги. И всё же Ванька, зная, что его барин – человек рисковый, спорить не стал, поехал прочь, а Ржевский, напевая под нос романс «Ночною темнотою покрылись небеса», полез через забор.
Спрыгнув в снег, наваленный с внутренней стороны забора, поручик прислушался. Сторожевая собака гавкнула несколько раз, затем ещё несколько раз и ещё, но в итоге угомонилась, потому что никто из людей к ней не вышел. Очевидно, все челядинцы крепко спали – холодной зимней ночью хочется именно спать, а не шастать по холоду, выясняя, чего это собака разлаялась.
«Все люди для покою закрыли уж глаза», – продолжал тихо напевать Ржевский всё тот же романс, выбрался из рукотворного сугроба и ещё раз ощупал в кармане ключ. Вещь была на месте, да и чёрный ход нашёлся быстро, вполне ожидаемо оказавшись позади дома.
Ключ в замке повернулся почти бесшумно, но дверь всё же скрипнула, поэтому поручик, оказавшись в доме, выждал немного – может, кто-то всё же придёт проверить, что такое.