Поручик Ржевский и дама с солонкой

Никто не явился. «Все люди для покою закрыли уж глаза», – снова замурлыкал Ржевский, на ощупь нашёл лестницу и начал подниматься, ступая аккуратно и не на середину ступеньки, а ближе к перилам, ведь чем меньше доска ступеньки прогибается, тем меньше скрипит.

Почти бесшумно добравшись до покоев Софьи и уже готовясь постучать в дверь спальни, поручик снова замурлыкал: «Внезапно постучался у двери Купидон». И в этот самый миг за дверью послышались приглушённые голоса: мужской и женский.

Женский принадлежал Софье, а мужской – не её мужу, а кому-то другому, но этот голос тоже казался знакомым.

– Я не могу, – говорила Софья. – Не могу. Может, лучше ты сам?

– То есть я всё должен делать сам? – недовольно возразил ей мужчина. – Я делаю всё, ты – ничего, но счастье от того, что мы совершим, поровну? Да?

Софья промолчала.

– Нет, моя дорогая. Тебе тоже придётся участвовать.

«Ха! – подумал Ржевский. – А я вовсе не так требователен. Если дама в постели ничего делать не хочет – лишь наслаждаться, не имею ничего против. Я всё сделаю сам». У него даже подозрения не возникло, что собеседники могли обсуждать что-то другое.

– Мне вдруг стало его жалко, – сказала Софья.

«Кого ей жалко? Меня?» – Теперь Ржевский чувствовал возмущение. Он уже успел сообразить, что прийти следовало завтра ночью, а не сегодня.

Да, теперь поручик вспомнил: Софья, назначая ему свидание, сказала «послезавтра», а не «завтра». А всё потому, что на сегодняшнюю ночь назначила свидание другому любовнику, который сейчас разговаривал с ней в спальне!

Вспомнились слова Тасеньки, сказанные на балу: «Госпожа Тутышкина уже не первый год изменяет мужу с одним и тем же любовником».

«Значит, вот как! – мысленно кипел Ржевский. – Она наставляет мужу рога с другим, а меня ей жалко?!» Поручику, не сомневавшемуся в своей значимости, всегда казалось, что если где-то о ком-то говорят, то о нём, Ржевском! А о ком ещё?

– Жалко этого старого пердуна? – спросил мужской голос.

«Разве я стар? – удивился Ржевский. – Да мне ещё и сорока нет». Но слово «пердун» живо напомнило ему недавний обед у губернатора, где звучала история со словом «пердю».

«Погодите-ка, – вдруг подумал поручик. – Я знаю, чей это голос. Бенский! Значит, он – постоянный любовник Софьи».

Да. Всё указывало на это. Недаром же Бенский на балу так нагло говорил Софье комплименты, оправдываясь тем, что, дескать, друг семьи Тутышкиных.

«И теперь ясно, – продолжал рассуждать Ржевский, – отчего Бенский всё время стремится очернить меня перед Софьей и другими дамами. Я же вторгся в его владения!»

Правда, всё ещё оставалось непонятным, почему Бенский считал Ржевского старым пердуном, если они – ровесники, но Ржевский не стал над этим размышлять и просто открыл дверь.

* * *

– Кого это вам жалко, сударыня? – небрежно спросил поручик, входя в спальню, освещённую лишь одной свечой – на туалетном столике.

Софья в сорочке и пеньюаре стояла посреди комнаты. Увидев нежданного гостя, тихо вскрикнула.

Ржевский, несмотря на полумрак, оценил завлекательный облик дамы, а затем обратил внимание на её кавалера, вальяжно сидящего в кресле – без фрака, но, к счастью, не в белье. Видеть Бенского (а это был именно он) в раздетом виде Ржевскому не хотелось бы. А то ещё приснится!

Меж тем вальяжная поза Бенского сменилась напряжённой:

– Что-о-о? – прорычал он, но всё же достаточно тихо, чтобы не разбудить весь дом. – Это что такое?

– Так кого же вам жалко, сударыня? – повторил Ржевский.

– Ты всё слышал? – в отчаянии прошептала Софья.

– Да-да. – Ржевский оставался таким же небрежным. – Но я так и не понял, кого вам жалко.

– Мужа, – пролепетала дама.

Ржевский растерялся. Только что он чувствовал обиду, считая, что Софья лишь жалеет его, но теперь оказалось, что жалкая роль досталась не ему, а Тутышкину. Это же совсем другое дело! Быть жалким поручик не мог себе позволить, а вот измену дамы, не являющейся его женой, готов был простить.

«Если женщина много лет встречается с одним любовником, то отвязаться от него не так просто. Вот и не смогла в одночасье порвать старые связи», – подумал Ржевский, глядя на Софью, которая теперь была не просто в смятении, а в ужасе. Она, конечно, вообразила, что роман со знаменитым поручиком окончен, и поэтому пришла в ужас, бедняжка. Или она не поэтому так испугалась?

Софья смотрела в сторону кресла, где сидел Бенский, а когда поручик тоже посмотрел туда, то обнаружил, что соперник успел не только подняться на ноги, но и откуда-то вынуть небольшой пистолет. Такие обычно используют путешественники, если боятся грабителей.

«Заряжен или нет?» – думал Ржевский. Шансы на то и другое были равные, а Бенский начал целиться.

– Если вы намерены устраивать дуэль, то лучше не здесь, – сказал поручик. – Переполошите весь дом.

– Значит, вы всё слышали? – вместо ответа спросил Бенский.

– Слышал, – спокойно произнёс поручик. Он прекрасно понимал, что собеседник взбешён, то есть может совершить что-то, о чём позже пожалеет.

Сохранять спокойствие было всё труднее, но тут Ржевский, как часто бывало с ним в минуту опасности, поймал кураж.