Поручик Ржевский и дама с солонкой

– Вам тут пишут, – ответил слуга, и только тогда поручик заметил, что Ванька протягивает ему медный поднос, но вовсе не затем, чтобы барин поставил туда пустую кружку. На подносе лежали три письма и одна записка.

Мысль о том, что придётся что-то читать, то есть напрягаться, складывая буквы в слова, вызвала боли в затылке. И всё же следовало узнать, что пишут, поэтому Ржевский начал с самого короткого послания – с записки.

Развернув сложенный вчетверо лист, поручик прочёл:

«Александр Аполлонович,

я сердечно рад обнаружить в Вас истинную любовь к Отечеству, а также прямоту взглядов и смелость в отстаивании оных. Сие в нынешние времена – большая редкость, а потому милости прошу сегодня отобедать в моём доме в три часа пополудни.

С уважением,

Ветвисторогов

P.S. Дом мой найти легко. Вам его всякий человек укажет».

Кажется, Фортуна опять постаралась, хоть было и не совсем ясно, собирается ли присутствовать на обеде генеральша, и что она думает о мужнином госте.

Размышляя об этом, поручик вскрыл одно из писем – маленький конверт, от которого исходил сильный запах роз, и в конверте нашёлся ответ на все вопросы:

«Александр,

если Вы уже прочли записку от моего мужа, то знаете, что сегодня Вам надлежит у нас обедать. Не скрою, я этому рада. В доме губернатора Вы произвели на меня весьма приятное впечатление, и всё же я бы предпочла, чтобы на этот раз от Вас водкой не пахло. Будьте молодцом, во время застольной беседы во всём соглашайтесь с моим мужем, а если я стану с ним спорить, принимайте его сторону, а не мою – это очень важно! Сделайте, как я прошу, и тогда сможете рассчитывать не только на обед в нашем доме, но и на особенный десерт от меня.

С надеждой на более близкое знакомство,

Ветвисторогова».

Ржевский почесал в затылке. «Особенный десерт от генеральши – это, конечно, хорошо. Но вот удастся ли её соблазнить?»

Ещё одно письмо оказалось от Софьи. Она сообщала, что её муж отправился на службу в казённую палату и вернуться должен был не ранее половины третьего.

«Приезжай сразу, как сможешь, – просила Софья. – Я чувствую себя виноватой перед тобой за вчерашнее, поэтому не могу ждать до полуночи, когда у нас назначено свидание. Ты ведь помнишь о нём? Приезжай сейчас же, Сашенька, я жду тебя.

Твоя Софи».

– Ванька, а который сейчас час? – спросил Ржевский.

– Да уж, поди, половина двенадцатого.

– Что?!

Армейская привычка быстро собираться по сигналу тревоги сослужила отличную службу. Через четверть часа Ржевский стоял посреди комнаты, успев и умыться, и побриться, и одеться. Кудрявый вихор надо лбом лихо завивается кверху, усы торчат, зубы и сапоги начищены до ослепительного блеска. В общем, поручик был готов к баталиям всякого рода.

Ванька, человек невоенный, так быстро собираться не умел. Пока тот копался, Ржевский даже успел вскрыть третье письмо. Правда, читать не стал, потому что оно было ужасно длинное – лист, исписанный с обеих сторон мелким почерком. Да и полезность чтения была под вопросом, ведь в конце стояла подпись совсем не знакомой дамы – некоей Сесиль де Воланж. Судя по имени – француженка, но не жена губернатора, потому что губернаторшу звали иначе.

Разбираться было некогда, да и Ванька наконец запряг коня, и санки поручика отъехали от гостиницы в направлении дома Тутышкиных. А ещё через четверть часа рысак, весь дымящийся, подвёз санки к уже знакомым воротам.

Стучать даже не пришлось. Из ворот выглянула горничная Маша, держа в руках старый женский тулуп и цветастый платок.

– Накиньте, чтоб через двор пройти, – сказала горничная поручику.

Тот повиновался, и вот его повели через двор к чёрному ходу и далее уже известным путём в спальню хозяйки дома.

– Саша, ну наконец-то! – воскликнула Софья, видя любовника, закутанного по самые усы, но всё же узнаваемого.

Судя по всему, дама действительно долго ждала, потому что в процессе ожидания успела почти полностью раздеться. Скинув с себя остатки стыдливости, а именно – пеньюар, дама страстно впилась поручику в губы.

* * *

Баталия у Софьи и Ржевского получилась жаркая. Очаровательный противник сперва был оттеснён Ржевским к кушетке и повержен на неё. Однако поручик счёл позицию для последующей атаки не совсем удобной, поэтому заставил противника перегруппироваться так, что стало можно зайти с тыла. Но и эта позиция скоро была оставлена, а театр военных действий переместился в постель.

Переход от кушетки к кровати был долог и труден, сопровождаясь целым рядом мелких стычек, ведь обе стороны жаждали решающей схватки и едва могли сдерживаться. Но в то же время было очевидно, что вражеская армия заманивает Ржевского вглубь своей территории.

В начале финального сражения, происходившего уже в кровати, противник решил перехватить инициативу, и поручик позволил – вплоть до того, что неприятельская сторона на некоторое время буквально одержала верх и с высоты своего положения смотрела на Ржевского затуманенным от страсти взором. Но это продолжалась недолго – Ржевский снова захватил инициативу.

Финальная атака, сопровождаемая криками противника, готового капитулировать. Залп. И всё стихло.