месяц цинковый смотрит в окноодноглазый сквозь зимнюю тьмустолько всякого сочиненоа зачем до сих пор не поймудобросовестной смерти залогфеникс нет городской воробейистлевающий друг-каталогдетских радостей взрослых скорбейпомотаю дурной головойзакрывая ночную тетрадьжизнь долга да и мне не впервойпутеводные звёзды терятьмесяц медленный в тёмном окневсё нехитро чудесно старои молчит астронавт на лунесловно нищий в московском метро«Уеду в Рим и в Риме буду жить…»
Уеду в Рим и в Риме буду жить,какую-нибудь арку сторожить(там много арок – всё-таки не Дрезден),а в городе моём прозрачный хрустснежка, дом прежний выстужен и пуст,и говорит: «Хозяева в отъезде»автоответчик, красным огонькомподмигивая. Рим, всеобщий дом!Там дева-мгла склоняется над книгойисхода, молдаван, отец семье,болтает с эфиопом на скамье,поленту называя мамалыгой.Живущий там – на кладбище живёт.Ест твёрдый сыр, речную воду пьёт,как старый тис, шумит в священной роще.Уеду в Рим, и в Риме буду петь.Там оскуденье времени терпетьне легче, но естественней и проще.Там воздух – мрамор, лунные лучигустеют в католической ночи,как бы с небес любовная записка…А римлянин, не слушая меня,фырчит: «Какая, господи, херня!Уж если жить, то разве в Сан-Франциско».«Побыв и прахом, и водой, и глиняным…»
Побыв и прахом, и водой, и глинянымболваном в полный рост, очнуться вдругмлекопитающим, снабжённым именеми отчеством. Венера, светлый дух,ещё сияет, а на расстоянии,где все слова – «свобода», «сердце», «я» —бессмысленны, готовы к расставаниюеё немногословные друзья.Ты говорил задолго до Вергилия,на утреннем ветру простыл, продрог,струна твоя – оленье сухожилие,труба твоя – заговорённый рог.Побыв младенцем и венцом творения —отчаяться, невольно различатьлиловую печать неодобренияна всём живом и тления печать.Жизнь шелестит потёртой ассигнацией —не спишь, не голодаешь ли, Адам?Есть многое на свете, друг Горацио,что и не снилось нашим господам.«У каждого, братия, свой талант…»
У каждого, братия, свой талант,и счастья – как из ведра.Проворовавшийся интенданттоже хотел добра,когда полковнику гнал пургу,не ведая, что творит,когда по ночам продавал врагупорох, хлор и иприт.Известно, что бывает в такомслучае: полный абзац.Звенят железом, скрипят замком,ведут на пустынный плац.Молчит священник. Поздно рыдать!Бледна звезда в синеве.Беда. И пенсии не видатьбездомной его вдове.«Зачем я пью один сегодня? Как тридцать восемь лет назад…»