И Кортес бросил его на ступеньки. Потом швырнул туда ещё одного ребенка.
- Давай руку, - Антоньо положил факел на плиту и, опустившись на колено, позвал мальчика.
Тот ожег его глазами и стал подниматься сам.
- К стене! - приказал ему Гонсало Муньос. И тут же другому: - К стене!.. К стене!..
- Святая Мария! - прошептал побледневший Антоньо, глядя на худые покачивающиеся фигурки, выстраивающиеся вдоль стен. Дети были настолько слабы, что даже рассеянный свет, проникавший в храм через открытые двери, утомлял их. - Скажи мне, Муньос, разве вчера детей не кормили?
- Вчера?.. Я четвертый день на этом посту и при мне их ни разу не кормили. Но воду я им давал, спускал во-он в том кувшине, - он указал глазами на глиняную амфору. - Извините, сеньор, но мне нужно побыстрее построить их, и я пойду спать.
- Да, Муньос, идите.
Охранник отошел, а глаза Антоньо провожали очередного узника: тридцать девять, сорок...
"Девяносто шесть, - стукнуло у него в голове. - Девяносто шесть. Зачем я считаю их?"
- Раул! - он поймал за рукав вылезшего вслед за детьми Кортеса. Посмотри на них, они же еле-еле стоят на ногах!
- А мне что за дело?
- Как что? Неужели ты поведешь их на работу?
- Именно этим я и занимаюсь.
- Ради всего святого, Раул, во имя милосердия, не делай этого. Они не пройдут и ста метров.
- Тем хуже для них. И отпусти мою руку! Я не звал тебя, ты сам напросился и вот теперь смотри, сеньор Мягкое Сердце.
Антоньо на секунду прикрыл глаза.
- Раул, я не обнажаю шпагу лишь потому, что ты мой друг. И как друга прошу - немедленно доложи командору о состоянии детей.
Кортес дернул плечом, освобождаясь от хватки Антоньо и шагнул к группе солдат.
- Ну, что вы стоите? Выгоняйте их на улицу!
Отборная брань солдат смешалась с хриплым лаем собак, отдаваясь острой болью в висках Антоньо. Он, опережая всех, быстро пошел к выходу, чувствуя, как мокнет от незажившей ещё раны рубашка.
- Куда?! - Хиронимо Бальбоа, стоящий на посту у дверей резиденции командора, сделал шаг навстречу Руису. - Дон Иларио ещё спит.
Антоньо хотел послать его к черту, но вовремя сделал вывод, что ничего путного из этого не выйдет.
- Разбуди командора.
- Да? - страж посмотрел на него с усмешкой.
- Да. И побыстрее. Скажи, что Антоньо Руис срочно просит принять его. Дело, не терпящее отлагательства.
- Что-то серьезное? - Взгляд Бальбоа был только любопытен, без малейшего признака озабоченности.
- Неужели ты думаешь, что я стану беспокоить сеньора Иларио по пустякам?
- Нет, я так не думаю.
- Тогда не стой здесь, как истукан, а иди докладывать.
Стражник недоверчиво оглядел молодого дворянина, но все же двинулся к дверям. Через минуту-другую он снова возник на пороге.
- Из-за вас, сеньор, я получил нагоняй. Идите, - обидчиво разрешил он, - дон Иларио примет вас.
Командор завязывал бант на вороте рубашки, когда в дверях появился Руис. Он не любил, когда плохие новости валятся, как снег на голову; лучше отсрочить этот момент, самому попробовать угадать в те короткие секунды, когда он задаст ничего не значащий, отвлеченный вопрос и получит ответ.
- Да вы, я вижу, молодец, Руис! По вас никак не скажешь, что всего несколько дней назад вы были тяжело ранены. Похвально. А что, кстати, думает по поводу вашего здоровья Химено де Сорья?
- Он зол на меня, сеньор Иларио. Простите, я даже не поздоровался.
- А-а... - дон Иларио небрежно махнул рукой, успокаиваясь: ничего из ряда вон выходящего не произошло. На смену обеспокоенности пришло раздражение, и он сказал уже совсем другим тоном: - Так что вы хотели мне сообщить?
- Да-да, сообщить, - заторопился Антоньо. - Или, вернее, попросить.
- Весьма подходящее время для просьбы. Впрочем, кто рано встает... Слушаю вас.
- Дон Иларио, вы должны отменить свой приказ, отданный вами вчера вечером Раулу Кортесу.
- Я никому ничего не должен, уважаемый сеньор Руис, - ледяным тоном отозвался командор.
- Извините, дон Иларио, я не так выразился. Прошу вас, отмените приказ о привлечении детей к работам в рудниках.
- Не вижу ни малейшего на то основания. Это все?
- Дон Иларио! - взмолился Антоньо. - Вы просто не видели их. Они целую неделю просидели в темноте, без пищи. Воду, слава Богу, им давали. Но они очень слабы, и не знаю, дойдут ли до прииска.
- Значит, дети не ели? Вон оно как! А мы с вами разве хорошо питались? Вы-то сами когда последний раз хлеб пробовали, забыли, небось?
- Они - пленные, и мы обязаны были их накормить, - с отчаянной решимостью сказал Руис.
- Что вы все заладили: "должны да обязаны"! Вам стало жаль их? А не жаль вам своих товарищей, которым еда уже больше никогда не понадобится. Санчо де Гамму вам не жаль?
- Это разные вещи.
- Абсолютно с вами согласен - разные. Поэтому попрошу вас впредь не докучать мне подобным вздором.
Командор, широко расхаживая по залу, вслушивался в эхо собственных слов: