После Ельцина. "Веймарская" Россия

“Мягкому”, разумеется, даже “мягчайшему”! Но разве мало нас учили, что лиха беда начало? Кто сможет сдержать лавину, если она стронется с места и покатится по стране? Смог ли в свое время Горбачев укротить грозную антикоммунистическую стихию, не позволить ей прорвать плотину и перетечь из “мягкой” стадии, которую он поощрял, в “жесткую”, похоронившую все его планы и его собственную карьеру?

Как предупреждал еще два столетия назад знаменитый английский политический мыслитель Эдмунд Берк, “для победы зла нужно только одно: чтобы хорошие люди ему не сопротивлялись”.

185

3 ЧАСТЬ ИДЕОЛОГИ

186-187

ПЕРЕД ЗНАКОМСТВОМ

У психологической войны 1990-х свои правила, преступать которые для практических политиков рискованно. Читатель помнит, наверное: то Проханов погрустит, что у Муссолини просто недостало времени привести Италию к демократии, то Стерлигов пообещает, что “новая Россия вернется к демократии народных собраний, которая веками существовала на русских землях”1… Это не обмолвки. Если хочешь перетянуть на свою сторону скептическое прозападное большинство, с младых ногтей уважающее демократию, поостережешься объявлять ее идеал историческим тупиком и “уходящим общественным строем”2. Даже в своем пропагандистском мифотворчестве политики оппозиции вынуждены держаться в определенных рамках. Вскрывать пороки западной демократии, как Стерлигов, или говорить об “американском тоталитаризме”3, как Бондаренко, - это сколько угодно. Но надо показывать, что сама идея демократии для оппозиции священна. Более того, только она, в отличие от предательского послеавгустовского режима, способна привести к ней Россию. Лозунги, модели национального строительства, излюбленные герои - все подается с прибавлением слова “демократия”. Даром, что путь к этой демократии лежит через диктатуру, эталоном служит Чили 70-х, а роль кумира исполняет Пиночет.

Но вся эта пропагандистская мишура тотчас осыпается, едва спускаемся мы в темные идеологические подвалы оппозиции, где на полную мощность работают интеллектуальные центры, генерирующие ее идеологию. Тут притворяться ни к чему. Тут о демократии и обо всем, на чем она стоит, будьте секулярный гуманизм или просвещение, или права человека, открыто говорят все, что думают.

Точно так же, как политически расколота правая оппозиция на четыре главные течения, с которыми мы познакомились в первой части книги, не приходят покуда к согласию и ее идеологи. У каждого направления - своя формула приговора демократии. Одни, как Игорь Шафаревич, исходят из того, что она обречена, поскольку противоречит естественной “крестьянской (космоцент

188

рической) цивилизации” и ее “органически выросшему жизненному у кладу”.

Другие, как Лев Гумилев, а теперь его последователи, опираясь на открытые им законы “этногенеза”, считают, что демократия и Запад обречены просто из-за того, что отжили отведенное им время. То, что мы видим сейчас, — это финальная, “инерционная” фаза упадка. Правда, не сразу можно понять, что это упадок. “Он носит маску благосостояния и процветания, которые представляются современникам вечными”. Однако, “это лишь утешительный самообман, что становится очевидно, как только наступает следующее и на этот раз финальное падение”5.

Третьи, как Сергей Кургинян, полагают, что обречена демократия из-за своей привязанности к “космополитическим химерам” либерального индивидуализма6. Впрочем, Кургинян яростно отвергает “огульный антисциентизм” Шафаревича (и Солженицына), который, с его точки зрения, “в условиях технологической экспансии Запада будет залогом быстрого порабощения нашей страны”7.

Спасти Россию должна новая стратегия “технотронного прорыва” - без нее страна просто превратится во всемирную свалку и будет безнадежно “опущена в Юг”. К слову сказать, аналогичную стратегию, называя ее “геоэкономической”, предлагает Америке Эдвард Лэттвак в своей недавней книге об опасностях, угрожающих американской мечте8, и тоже предупреждает, что в ином случае Америка неминуемо станет страной третьего мира.

Как и все оппозиционные идеологи, Кургинян винит в российских бедах западный заговор, “интеллектуальную войну против России” и демократию, которую он рассматривает как инструмент порабощения страны Западом.