Почему из всех замечательных особенностей советской элиты Кургинян выбрал для обстрела именно атеизм? Это ведь по меньшей мере неосторожно! И не захочешь, а вспомнишь дореволюционные имперские элиты: вот уж кто никак не грешил атеизмом! Была у них и своя государственная религия — православие,— и свое “сакральное поле”. Только что это меняло?
Не пришел после Петра в измученную непрерывными войнами и “прорывами” Россию новый Петр, чтобы вести ее вперед и выше. Напротив, произошла “депетризация” России, до слез напоминающая советскую десталинизацию. И после “прорыва” Ивана Грозного так было, и после Павла. И вообще всегда вслед за очередным “мобилизационным проектом” расслаблялись, размякали российские элиты, скатывались к потребительству и вели себя ничуть не более достойно, нежели та же брежневская псевдоэлита.
Сохраняя верность собственным критериям, Кургинян должен был бы предъявить жесткий счет не только советскому атеизму, но и православию с его “сакральным полем”. Но это как раз то, чего позволить себе он никак не может. Как и Дугин, боится он оскорбить неосторожным словом свою православную политическую базу. Поэтому он сам не оглядывается и читателю не позволяет оглянуться назад, в историческое прошлое православной России, а положительный пример ищет совсем в другом направлении.
Почему не Россия, а Куба и Северная Корея стали “авангардом человечества”? Именно потому, что их национальные элиты не были “дефектными”. Они не поддались разъедающему потребительскому соблазну Запада, сохранили свой сталинистский пуританизм во всей
232
его целостности и чистоте, а потому и справились с “авторитарной модернизацией”.
Правда, с этим взрывоопасным аргументом Кургинян поневоле обращается, как опытный сапер. Шаг вправо, шаг влево
- и полезет наружу, что в результате столь замечательного “прорыва” Куба и Северная Корея оказались в современном мире изгоями, разрушили свою экономику и постоянно балансируют на грани национальной катастрофы. Поэтому в подробности он старается не вдаваться и только в самых общих чертах сообщает, что кубинцы, оказывается, “трансформировали западную коммунистическую идею на свой лати-но-американский лад, превратив ее в теологию освобождения, в революционный католицизм”. Причем больше всего, естественно, хвалит он Кубу за то, что там “полным ходом идет модернизация производства при резком сокращении потребления”54.
Сценарий кургиняновской “консервативной революции” теперь, я думаю, ясен.
Сакральное поле для новой элиты
Чтобы восстать из пепла и снова бросить вызов Западу, России придется опять, как во времена Петра и Сталина, положить жизнь на новый “мобилизационный проект”. Теперь это будет не только трудно, но и очень опасно. “Да, генная инженерия, ускоренная эволюция, словом, все то, что мы собираемся делать,— это очень опасно. И заниматься этим можно, только понимая, что хороших средств нет. Слишком мало времени. Слишком сложная задача. Что делать? Только гибнуть или идти на прорыв”55.
Поднимет на это страну новая национальная элита, возглавленная новым “жреческим орденом”. А верховное главнокомандование, разумеется, возьмет на себя признанный режиссер нового “прорыва”, магистр нового “ордена”, воплощающий в себе идеал нового “жречества”. Мы уже знаем, что “недефектная”, т. е. способная на этот “прорыв” элита может вырасти только в очень сильном “сакральном поле”. Поэтому Кургинян посвящает множество страниц сложнейшим теологическим разработкам, превращая заведомо отвлеченные изыски богословия в самую животрепещущую политическую проблему.
Вокруг какой религии должно будет сложиться новое сакральное поле? Выбрать нелегко. “Патриотическое” сообщество расколото. Та его часть, которая пытается опереться на национальную историю России, естественно, привержена православию. Другая, находящая ориентиры в славянской предыстории, соответственно должна возвращаться к язычеству. Для оппозиционного политика чересчур опасно игнорировать этот раскол. Баркашовцы выдворяли Кургиняна из осажденного Белого дома не только как политического противника. Для них, “православных фундаменталистов”, он был хуже еретика и даже “мондиалиста”. Для них он был язычником. И они не очень ошибались.
233